В нашей предыдущей статье мы привели исторические, социологические и экономические аргументы в пользу Кооперативной экономики как цивилизационно органичной хозяйственной модели для России.

Надо отметить, что представленные механизмы потребительской кооперации, выросшей в своих методологических основах из наследия предпринимательской культуры царской России XIX века, где превалировала этика старообрядцев, многократно апробированы на практике за последние пару десятилетий. Результаты такой практики, опыт ошибок и успехов, в основном, прошли мимо широкого круга экономических субъектов и делового сообщества по причинам, которые мы подробно описали в предыдущей статье “Кооперативная Экономика — Назад в Будущее”. 

Ядро клиринга и финансово-инвестиционный механизм

Потребительская кооперация в ее некоммерческой ипостаси, помимо проработанной за десятилетия методологической основы, в отличие от других видов кооперации — производственной, кредитной, сельскохозяйственной, жилищно-строительной, регулируется только Законом о потребительской кооперации[1], ГК и, в общем порядке, НК РФ. Другие ограничения деятельности, кроме напрямую запрещенных законодательством, отсутствуют. Это — замкнутый экономический контур, функционирующий как имущественный клиринг (деньги ведь — тоже имущество!), только в ограниченном круге лиц — участников (пайщиков),  которые сами, в рамках Закона о потребкооперации, определяют правила и регламенты их взаимодействия с кооперативом, таким образом, обособляясь от юрисдикции, регламентов и правил экономики ростовщиков[2] и осуществляя эквивалентный обмен. При этом, какие-либо ограничения по количеству пайщиков, их правовых форм и юрисдикции отсутствуют[3]. 

В некоммерческом формате потребкооперации продажи (в их юридическом и фактическом понимании) нет. Все взаимодействие между пайщиками и кооперативом происходит только через имущественные взносы: паевые — безусловно возвратные и членские — невозвратные. Паевые взносы формируют складочный капитал кооператива — Паевой Фонд, который используется для обеспечения потребностей пайщиков, через возврат их взносов тем имуществом, которое ими востребовано тут и сейчас[4]. Другими словами, Паевой фонд — это подвижный оборотный механизм, который имеет абсолютную инвестиционную природу — инвестиция (паевой взнос) и возврат инвестиций (возврат паевого взноса). Членские (невозвратные) взносы являются способом поддержки операционной деятельности и устойчивости кооператива, размер которых определяется пайщиками — совладельцами кооператива — и направляются на фонды кооператива. Совокупно паевые взносы и их возврат и членские взносы составляют финансово-инвестиционный механизм клиринга некоммерческой потребительской кооперации, который работает, как показано на Рис.1.

Часто, люди поверхностно знакомые с потребительской кооперацией, говорят, что потребительские кооперативы не платят налогов и, это, дескать, не выгодно как  государству, так и обществу, а государство вот-вот прикроет эту “лавочку”… 

Во-первых, это относится только к потребительским кооперативам в некоммерческом формате. Тут нужно отметить, что коммерческий отличается от некоммерческого тем, что первый взаимодействует с неограниченным кругом лиц, т.е. использует все институты государства, как регулятора, в своей деятельности, и поэтому платит все причитающиеся законодательством налоги в сделках купли-продажи. Второй же, взаимодействует только с ограниченным кругом лиц — своими пайщиками, которые сами регулируют свои взаимоотношения внутри кооператива, где отсутствуют отношения купли-продажи, а деятельность ведется только через взносы и их возврат.

Во-вторых, некоммерческие потребительские кооперативы (НПК) налоги вообще-то платят, за исключением оборотных — на прибыль (нет продажи, нет и прибыли!), социальные, и то, только при отсутствии наемных работников, и НДС. Имущественные налоги остаются обязательством НПК к выплате (правда, некоторые субъекты федерации предоставляют льготы), а доходы пайщиков в НПК (в виде невозвратной материальной помощи) налогооблагаемы по ставке НДФЛ. НПК не субъект для выплаты НДС, поскольку формально, как правило, является налоговым агентом по упрощенной системе налогообложения (УСН), независимо от количества пайщиков и объема оборотов по взносам.

НПК, исходя из действующих регламентов регулятора (ЦБ РФ), не может воспользоваться действующими источниками финансирования в принципе — не может получить кредит, не может выпустить свои ценные бумаги на финансовом рынке и пр. Привлечение средств может быть только в результате взаимодействия с пайщиками и, по их поручению, а средства могут аккумулироваться на фондах кооператива с целью их дальнейшего коллективного использования. Другими словами, государство никак, с точки зрения экономической деятельности, не вмешивается в дела НПК[5], но и не помогает. Ни напрямую, ни через регулируемые им институты. Засим, ни юридического, ни экономического обоснования взимания с НПК оборотных налогов, вообще-то, нет.

Участники же НПК, как физические, так и юридические лица, независимо от правовой формы и юрисдикции — полноценные налоговые агенты. При этом, надо отметить, что они, в известной степени, ущемлены в доступе к источникам финансирования. Для крупных компаний и предприятий привычных правовых форм и индивидуальных предпринимателей кредитная ставка имеет запретительный характер,  а для производственных и сельскохозяйственных  кооперативов кредитование, как и фондовый рынок, практически недоступны. Субсидии же для сельскохозяйственных кооперативов уже стали “притчей во язытцах”, ввиду сложности получения и отчетности по ним, да и по размеру тоже. Для кооперативов, есть только возможность оставаться в УСН, независимо от оборота и количества пайщиков, и осуществлять распределение доходов через трудовое участие пайщиков без социальных выплат. В сталинской экономике, к слову, льготное кредитование и субсидирование коллективных форм хозяйствования было на высоте[6]. Но и налоги за это честно платили.

Чтобы лучше понять как работает имущественный клиринг некоммерческой потребкооперации, нужно умозрительно представить себе следующую картину (Рис.2):

 круглый Стол (кооператив), за которым сидят Игроки (пайщики). Это их Стол — общий. Каждый из них выкладывает на Стол, то, что у него есть — любое имущество (в самом широком понимании) — имущество сразу начинает принадлежать Столу. В отношении имущества, которое на Столе, Игроки — владельцы Стола, коллегиально определяют эквивалент каждой его единицы, сопоставляют стоимости и, согласно эквивалентной стоимости, каждый забирает со Стола то, что ему востребовано, согласно стоимости имущества, которое он изначально положил на Стол. При этом, каждый из Игроков оставил на Столе “чаевые”, чтобы этот Стол дольше служил Игрокам. А еще за этим Столом можно (и тут Закон РФ не запрещает!) использовать “фишки” вместо такого имущества, как деньги…

Клиринговый (финансово-инвестиционный) механизм некоммерческой потребительской кооперации полноценно применим и органичен для таких сфер деятельности, как сбор и аккумулирование средств для инвестирования (аналог crowdinvesting), оптовая и розничная поставка и приобретение (аналог оптовой торговли и ритейла), коллективное и индивидуальное пользование имуществом (аналог аренды и лизинга), защита активов, капитализация и защита интеллектуальных  авторских прав. 

Однако для полноценной Кооперативной Экономики, которая бы охватывала все виды деятельности, только формата некоммерческой потребительской кооперации недостаточно ввиду следующих факторов: 

1. Отсутствия рациональной возможности как учета трудового участия пайщиков, так и распределения результатов трудовой деятельности в широком масштабе, что затрудняет использовать формат некоммерческой потребкооперации в сфере производства;
2. Необходимости реализации излишков продукции за периметр кооперативного контура.

Чтобы Кооперативная Экономика могла охватить все сферы предпринимательской деятельности, в замкнутый экономический контур должны быть включены и другие юридические формы, которые могли бы выполнять производственные и коммерческие функции, при этом, являясь полноценными участниками и пользователями клирингового механизма — т.е. просто стать пайщиками некоммерческих потребительских кооперативов, объединенных в единую экосистему.

Другими словами, клиринговый механизм некоммерческой потребительской кооперации и ее инвестиционная природа являются объединяющим ядром Кооперативной Экономики по причине совокупности юридических и методологических факторов, способствующих наиболее эффективному взаимодействию с неограниченным количеством ограниченного круга лиц (пайщиками). 

Механизм управления

“Потребительское общество (кооператив) — это добровольное объединение граждан и (или) юридических лиц… на основе членства путем объединения его членами имущественных паевых взносов…в целях удовлетворения материальных и иных потребностей его членов.”[7]  Каждый член кооператива (пайщик) участвует в управлении, формируя высший орган управления — Общее Собрание Пайщиков — по принципу “один пайщик — один голос” (Рис.3). То есть, решения принимаются не большим количеством долей или акций (размером капитала), а большинством голосов пайщиков прямым участием в голосовании, что полностью соответствует общинному или артельному принципу управления. 

Пайщики кооператива, таким образом, выбирают другие органы управления (Рис.4): Совет, его Председателя и Ревизионную комиссию, которые подотчетны Общему собранию пайщиков. Совет, как коллегиальный представительный орган управления кооперативом между общими собраниями пайщиков, назначает исполнительный орган — Правление кооператива и Председателя Правления, которые ему подотчетны. Но есть интересный нюанс. Председатель Совета кооператива, помимо координации деятельности Совета является единоличным исполнительным органом кооператива и действует от его имени без доверенности, также как и Председатель Правления. Другими словами, в кооперативе два единоличных исполнительных органа — Председатель Совета и Председатель Правления, где, как правило, у Председателя Совета полномочий больше.

Прямое участие в голосовании на Общих собраниях может трансформироваться в опосредованное, управленческая модель кооператива значительно меняется и, это происходит при появлении в кооперативе его территориальных или функциональных подразделений — кооперативных участков (КУ). 

КУ формируются пайщиками кооператива, которые приняли решение обособиться в своей деятельности либо территориально, либо по функциональному признаку, выбрали Председателя КУ и определили его местоположение. Совет кооператива, который рассматривает подобные инициативы, согласовывает создание КУ, руководствуясь, как целесообразностью, так и соображениями общей численности пайщиков в кооперативе: при их критическом количестве, которое может затруднить собрание пайщиков в очном режиме для принятия необходимых кооперативу решений.

  

Несмотря на довольно привычную семантику (“подразделение”), в действительности, кооперативный участок является уникальной сущностью в предпринимательских управленческих конструкциях в РФ. Во-первых, это степень автономности — Председатель КУ представляет кооператив по доверенности от Председателя Совета, может иметь свой расчетный счет и печать. Но самое главное, он становится уполномоченным — т.е. пайщики КУ передают ему свое право голосовать на Общих Собраниях (но уже не пайщиков, а уполномоченных) — Рис.5. И теперь уже Председатель КУ проводит Общие Собрания пайщиков (но не кооператива, а КУ), где пайщики КУ выбирают своего Председателя. Кооператив, таким образом, превращается в совокупность кооперативных участков.

И как же это все похоже на горизонтальную структуру конфессионально-экономических старообрядческих общин!

Таким образом, КУ представляет собой  механизм масштабирования, территориальной и функциональной экспансии Кооперативной Экономики (Рис.6).

Для примера: Описанная выше система управления и масштабирования НПК, как уже упоминалось, является уже практически апробированной моделью для развития локальных экономик и обеспечения сбыта для местных производителей и обеспечения населения как продуктами питания, так и другими категориями товаров народного потребления местного (локального) производства. Имеется ввиду, что на базе кооперативных участков и в рамках правил и регламента единой целевой потребительской программы (ЦПП), создается единая сеть “столов заказов”, где потребители пайщики кооператива. Поставщики, при этом, могут быть и пайщиками НПК (что выгоднее для них, поскольку их оборот с кооперативом не налогооблагаем), а могут оставаться и продавцами. В семантике современных рыночных реалий по аналогии с OZON, Wildberries и Яндекс-маркета — “столы заказов” это — ПВЗ — пункты выдачи заказов. Модель похожая, но со своими отличиями и, во многом, абсолютными преимуществами для НПК. 

Маркетплейсы, а именно таковыми и являются OZON, Wildberries и Яндекс-маркет, уже давно и уверенно выигрывают конкуренцию у сетей оффлайн ритейла. Последний сегмент еще как-то “пыжится”, частично встроившись в процесс — такие сервисы как Сбермаркет, собирают заказы в супер- и гипермаркетах для своих клиентов с последующей доставкой, также все сетевые ритейл группы тоже уже давно самостоятельно организовали свои онлайн-сервисы и осуществляют доставку до “двери” потребителя. Но тенденция, как говорится, “на лице”… Маркетплейсы — это всего лишь электронные площадки, которые соединяют потребителей и поставщиков и обеспечивают логистику по  доставке (до “двери” потребителя или в ПВЗ). За это они берут свою комиссию, с минимальной ответственностью перед потребителем. 

С НПК ситуация диаметрально противоположная — имущественный клиринг означает передачу титула на это имущество от поставщика в кооператив и от кооператива потребителю. Другими словами, кооператив и его кооперативные участки несут ответственность за качество заказов, предоставляемых пайщикам-потребителям.

Ритейл-сети торгуют или, как было написано выше, взаимодействуют с неограниченным кругом лиц осуществляя продажу. Отсюда, соответственно, и налогообложение, и необходимость соблюдения административных регламентов и предписаний (“Меркурий”, ЕГАИС и пр.). Последние и являются подчас непреодолимым барьером для локальных производителей, чтобы попасть на физические или электронные полки супермаркетов — все эти регламенты и предписания связаны с затратами для небольших производителей — крестьянских и фермерских хозяйств. А еще есть такие “нюансы”, как “входящий” НДС (который нужен сетям, чтобы обеспечить зачет при реализации конечному пользователю) и жесткие критерии по объемам и строгой цикличности поставок. Отсюда и результат: на полках крупные агрохолдинги и импорт.

Маркетплейсы, к слову, тоже коммерческие субъекты и взаимодействуют с неограниченным кругом лиц. Но в отличие от ритейл-сетей у них нет затрат на организацию пунктов торговли с персоналом, они не озабочены “правилом полки”… Отсутствие или, правильней сказать, недостаток регулирования их деятельности в РФ, провоцирует спекуляции и произвол — недавние забастовки в Wildberries и OZON это очень ярко показали.

В имущественном клиринге НПК продажа отсутствует — действует вышеописанное правило взнос-возврат. Соответственно, и налогообложения в части реализации нет (НДС и налог на прибыль). В этом смысле, у НПК всегда есть неубиваемое преимущество перед коммерческим маркетплейсами. Кроме того, НПК не является субъектом для административных регламентов и предписаний в торговле, что позволяет сократить административные издержки и, совокупно с безналоговым режимом, предлагать продукцию пайщикам значительно дешевле, не говоря уже о ее “натуральности”. Такая сеть “столов заказов”/ПВЗ в рамках НПК предоставляет возможность для небольших локальных производителей расширить сбыт (Рис.7), развиваться самим и развивать, таким образом, локальную экономику и не пополнять ряды прекариата. Но не только. Это еще и инструмент расширения предпринимательской среды, вовлечения новых людей и социализации прекарного слоя.

1. Фермер поставляет на кооперативный участок Мёд.

Мёд проверяются на соответствие кооперативным стандартам качества.

Кооператив принимает паевой взнос Мёдом и оценивает его в 100 рублей.

2. Потребитель приобретает Мёд за 130 рублей. Стоимость складывается из паевого и членского взносов.

Кооператив организует поставку и выдачу Мёда потребителю, за что начисляет кооперативную наценку в размере 30 рублей в форме членского взноса, предусмотренного целевой потребительской программой кооператива.

3. Фермер получает возврат паевого взноса в размере 100 рублей, а кооператив получает членский взнос — 30 рублей.

Членский взнос распределяется в следующем порядке: 20 рублей в распоряжении кооперативного участка, а 10 рублей — в Потребительский кооператив.

Как было отмечено ранее, цифровизация этого процесса позволяет стандартизировать правила экономического взаимодействия и дать возможность естественного роста кооперативной сети нового поколения, превосходящее по качеству товарного предложения для заказа по сравнению с привычными, но коммерческими сетями.

Цифровизация трансформирует модель управления кооперативом автоматизируя функции операционной деятельности Правления кооператива, предусмотренного законом в части контроля исполнения целевых потребительских программ (ЦПП — подробнее в следующей главе), разработанных Советом кооператива (Рис.8). Иначе говоря, Правление, которое призвано осуществлять администрирование деятельности кооператива, а, поскольку вся деятельность целевая, то и администрирование ЦПП, замещается целевым кооперативным контрактом (ЦКК), выполнение которого контролирует программное обеспечение. По сути, это децентрализованный программный код, работающий по правилам ЦПП, которые разрабатываются Советом и становятся кооперативными сервисами, работающими в инфраструктуре аппаратно-программной кооперативной сети. 

Кроме того, также трансформируется и деятельность Ревизионной комиссии — органа кооператива, отвечающего за выполнение решения пайщиков, соответствие законодательству тех или иных решений, финансовые операции и результаты кооператива, а также связанные с этим действия должностных лиц кооператива — в сущности, правильность реализации все тех же целевых потребительских программ. Если ранее это были статичные проверки документооборота раз в отчетный период, то в информационной системе это модерация, аналитика данных, проверки в динамическом режиме по мере совершения сделок по ЦПП или, правильней — ЦКК. Эта служба также осуществляет арбитраж по вопросам и спорам связанных с ненадлежащим исполнением взаимных обязательств пайщиков и кооператива.

Механизм взаимодействия

Деятельность НПК всегда носит целевой характер и, если основная цель — обеспечение материальных и иных потребностей пайщиков, то и каждое направление взаимодействия между кооперативом и пайщиками также целевое. Целевой характер того или иного направления, проекта или модели взаимодействия выражаются в согласованном пайщиками своде конкретных правил, условий и регламенте, которое формализуется в Положениях о целевых потребительских программах кооператива (ЦПП). 

ЦПП, как направление, проект или модель взаимодействия носит универсальный характер и может использоваться как одним кооперативом (пайщик-кооператив-пайщик), так и группой кооперативов (пайщик-кооператив-кооператив-пайщик), создавая, таким образом, некую кооперативную экосистему, функционирующей по единым стандартам и регламентам для пайщиков разных кооперативов.

В цифровой среде, как было упомянуто в предыдущей главе, ЦПП превращаются в Цифровые Кооперативные Контракты (ЦКК), а именно в детерминированные математические алгоритмы, по которым в кооперативной экосистеме совершаются сделки (взаимодействие) между участниками. ЦКК — это компьютерный протокол, предназначенный для автоматизации исполнения условий и соглашений в рамках децентрализованных систем, таких как система распределенного реестра (блокчейн). Другими словами, ЦКК — это компьютерная программа, которая отслеживает и обеспечивает исполнение обязательств при сделках. Совет НПК прописывают в нём условия и санкции за невыполнение, пайщики, участвуя в ЦКК, ставят цифровые подписи, а “умный” контракт самостоятельно определяет, все ли исполнено, и принимает решение:

• завершить сделку и выдать требуемое имущество, включая денежные средства;
• наложить на участников предусмотренные санкции;
• закрыть доступ к ЦКК при нарушении правил ЦКК.

Таким образом, наряду с цифровой трансформацией механизма взаимодействия и появления ЦКК, трансформируется и финансово-инвестиционный механизм клиринга возникает оборот цифровых имущественных прав (ЦИП) или утилитарных цифровых прав на имущество, включая денежные средства (Рис.9)

Создание производственных цепочек

Финансово-инвестиционный механизм клиринга и наличие Паевого (или оборотного инвестиционного фонда) позволяют создавать сложные производственные цепочки — от проектирования, с защитой и капитализацией результатов интеллектуальной деятельности, до материального производства изделий любой технологической сложности. Для этого (например, для реализации какого-либо проекта разработки и промышленного выпуска высокотехнологичного изделия) проектировщики и производители компонентов, а также поставщики сырья и материалов, объединяются в НПК, независимо от их правовых форм и юрисдикции. НПК становится единым подрядчиком (при наличии “внешнего” заказчика) или заказчиком (если это “народная” инициатива) и, участники через имущественный клиринг, по правилам и регламенту совместно принятой ими ЦПП (см. предыдущую главу) передают результаты своей деятельности друг другу. Вот как это выглядит на Рис.10:

В дальнейшем, готовое изделие или партия таких изделий, как результат организации в этой конструкции мелкосерийного или серийного производства, может использоваться как внутри периметра Кооперативной Экономики (НПК — Заказчик), как замкнутого экономического контура, так и реализовываться за его пределы (НПК — Подрядчик) — Рис.11, в т.ч. и на экспорт, например через коммерческую структуру, на 100% принадлежащей Заказчику — НПК.

Скептики спросят, а как же нюансы, детали? Действительно, не так все просто и, участникам такой конструкции, в особенности крупным предприятиям на общей системе налогообложения в текущих реалиях, придется приложить организационные усилия, например трансформируя общества с ограниченной ответственностью в правовой формат производственных кооперативов или создавая таковые для участия в ядре — имущественном клиринге некоммерческой потребкооперации. И такие усилия того стоят, и вот почему… 

Система кооперационных цепочек промышленных предприятий в настоящее время зиждется на купле-продаже. Из “кооперационного” в ней только то, что предприятия осуществляют поставку продукции друг другу по согласованным стандартам. Поставки же происходят через куплю-продажу, что предполагает и маржинальность, и налогообложение, и административные расходы этого процесса. То есть поступающие в производство материалы и компоненты создают мультипликативный эффект наценки (маржинальность, налоги поставщиков, административные расходы) заложенной в себестоимость, что особенно остро проявляется в производствах с многократным переделом. В результате, себестоимость конечного изделия (особенно, если оно сложное и высокотехнологичное) становится дорогой и неконкурентоспособной. А с применением конструкции клиринга некоммерческой кооперации, наценка и налогообложение, и то, в случае реализации изделия за периметр его замкнутого экономического контура, делается на конечный продукт, с последующим распределением выгоды между участниками клиринга. И эта выгода не от отдельных элементов для отдельных участников в “кооперационных цепочках”, а от конечного изделия, ценность которого более высокая. Важно также отметить, что оборот участника клиринга некоммерческой кооперации с НПК, при его членстве в качестве пайщика, разумеется, не налогооблагаем, поскольку производится через взносы и их возврат.

Отдельно стоит отметить и перспективность этой конструкции для разработчиков. Их интеллектуальный продукт, являясь паевым (инвестиционным) взносом в НПК, опосредованно становится “своим” и для других участников (как для пайщиков-совладельцев этого кооператива), таким образом мотивируя их “хранить и беречь”, образуя своеобразный технологический “кластер” (Рис.12). Мало того, что разработчик гарантированно получает возврат своего паевого взноса интеллектуальным продуктом, по мере его использования внутри периметра кооперативного контура, так еще его инвестиция интеллектуальным продуктом (его паевой взнос) надежно защищена — на паевые взносы не обращаются иски по долгам или обязательствам пайщиков.

Процессы производства и НИОКР, схематично отображенные соответственно на Рис.11 и Рис.12, очевидно могут быть объединены в единую, в этом случае, реальную кооперативную цепочку.

Таким образом, сама структура клиринга некоммерческой потребкооперации формирует такую систему налогообложения (причем внутри существующей, даже при ее неизменности), которая стимулирует производство и рост экономики, а не имеет запретительно-колониальный характер. 

Помимо этого, в рамках клиринговой конструкции НПК естественным образом появляется конструкт  инновационного “кластера”, где НПК, своего рода, эмиссионный центр с капитализацией на каждой стадии изготовления сложного продукта и каждом этапе передела. Причем, объем капитальных затрат и стоимость конечного продукта  рассчитываются и планируются изначально, исходя из всей выстраиваемой в клиринге цепочки.

Не банкинг

Клиринговая система сама по себе представляет финансовый институт с потенциальным механизмом эмиссии, который может обеспечивать функции современных банковских институтов. В предыдущей статье мы рассказывали об аналогиях и единстве этических норм в кооперации (в части НПК как ядра Кооперативной Экономики) и Исламской экономической доктрины, на которой построен “Исламский банкинг”[8]. И дело не только в аналогии норм, но и в схожести инструментария: продукты Исламского банкинга — это, своего рода, программы или, если угодно, алгоритмы типовых сделок (Мушарака, Мудараба, Мурабаха, Кард-эль-Хасан и др.). Такие же алгоритмы — типовые сделки, генезис которых идет из глубины старообрядческой деловой практики, естественным ходом вещей сложились в потребительской кооперации (Таблица 1).

Таблица 1.

Исламские Финансы	Кооперативная Экономика
Иджара	ЦПП передачи в пользование кооперативного имущества
Салям	Авансирование средств кооператива на заготовительную деятельность
Кард аль-хасан	Касса взаимопомощи — ссуда пайщикам из фондов кооператива
Мурабаха	Широко распространенная ЦПП “стол заказов” — реализация товаров с кооперативной наценкой (членский взнос) и раскрытием структуры конечной цены.
Мудараба (Вакаля)	Способ целевого финансирования кооперативных проектов в рамках согласованных ЦПП, с разделением рисков, где кооператив выступает в роли мудариба, а пайщик — раб уль-маля.
Мушарака	ЦПП по формированию складочного капитала, в т.ч. имуществом и разделением рисков.
Хйба	Членский целевой взнос — законное обязательство пайщика содержать деятельность кооператива со своим участием.
Закят	Распределение дохода кооператива между его участниками — все пайщики являются совладельцами.
Кард	Практика беспроцентных ссуд
Табарру	Практика благотворительных членских взносов на социальные программы
Ис-тиснаа	Изготовление (производство, строительство и пр.) под заказ пайщиков

Другими словами, клиринговая система НПК и является настоящим аналогом Коранической экономической парадигмы, также базирующейся на простых принципах эквивалентного обмена — клиринга (равно как и старобрядческой конфессионально-экономической традиции), а не мимикрией либеральных экономистов  в  формате Исламского “банкинга”. 

***

В мае 2023 года Президент В.В. Путин поставил перед членами Совета законодателей важную  первейшую задачу для власти и парламента — повышение уровня жизни граждан. Цели кооперативной экономики направлены на удовлетворение материальных и иных потребностей участников кооперации, то есть — повышение уровня жизни граждан. 

И все бы хорошо, вот только снова придется вернуться к “отрицательному отбору” — современным управленцам, которые и получили рычаги управления в бюрократическом аппарате и бизнесе именно благодаря таковому и в чье мировоззрение внедрены паттерны чуждого экономического уклада (“эффективности”, “прибыли”, “кейпиаи”…), явно не  до людей и их кооперации…

Остается надежда, что пионеры Кооперативной Экономики и единомышленники найдут способ достучаться до лиц принимающих решение, ведь по нашему мнению, кооперативная экономика –  это единственная возможная модель экономического роста, которая решает поставленную нашим Лидером задачу: по-русски, по-нашему, справедливо и сообща.

Источники:

1. Закон 3085-1 “О потребительской кооперации” от 19.06.1992 г.;
2. Ст.3 Закона 3085-1 “О потребительской кооперации” от 19.06.1992 г.;
3. К.П. Дьяченко В.П. Дьяченко “Потребительская кооперация в городской социальной сфере, торговле и производстве”, г. Москва, издательство Парламентского центра “Кооперация и социальный прогресс”, 2012 г.;
4. Ст. 414 ГК РФ о прекращении обязательства новацией — возврат паевого взноса от кооператива пайщику — безусловное обязательство.;
5. Ст.3 Закона 3085-1 “О потребительской кооперации” от 19.06.1992 г.;
6.  А. Г. Зверев — “Записки Министра”;
7. Статья 1 Закона о Потребительской кооперации 3085-1 от 19.06.1992 г.Ж
8. Смуров И.И., Давлетбаев Р.Х. Кооперативная (моральная) экономика // Экономические стратегии. 2023. No 6(192). С. 120–133. DOI: https://doi.org/10.33917/es-6.192.2023.120-133.

Выносы:

1. Фондами, в близко к общему пониманию, можно назвать три: неделимый, резервный и развития [кооперации]. Другие два — это, скорее статьи списания средств, согласно решений выборных коллегиальных органов кооператива.
2. Разумеется, что в некоммерческом потребительском кооперативе, как и любом субъекте предпринимательства РФ, всегда есть возможность заключения трудовых договоров согласно Трудового законодательства РФ. Однако, в этом случае, теряется ряд преимуществ некоммерческого формата потребительской кооперации.
3. Потребительский кооператив может вести и коммерческую деятельность, т.е. осуществлять продажу. Однако разделение некоммерческой и коммерческой деятельности требует двойной бухгалтерии. Кроме того, ввиду противоречивости НК РФ, это связано с риском того, что фискальные органы зачастую не могут четко различать коммерческий и некоммерческий форматы.
4. Полки в магазинах должны быть заполнены. Пустые полки, согласно общепринятых обычаев и практики торговли — причина оттока клиентов.
   

Авторы

Смуров Игорь Игоревич — член правления Союза потребительских обществ «РУСЬ».

Давлетбаев Рустам Хайбуллович — член правления Союза потребительских обществ «РУСЬ».

Традиционные формы капитала, характерные для индустриальной эпохи, такие как материальные активы и финансовые инструменты, постепенно утрачивают свою ценность. В условиях нового технологического уклада ключевым видом капитала становится интеллектуальный продукт, создать который возможно только на основании объединения идей, ресурсов и действий людей во времени.

Кооперативная экономика, как доктрина развития в постиндустриальную эпоху, предоставляет инструменты для создания, капитализации и защиты результатов интеллектуальной деятельности, где идеи людей правят над процессами.

Линия Жизни

Большинство саморазвивающихся систем (биологических, экономических, технических, организационных и др.) следуют динамике логистической кривой (S-образной), также называемой Линией Жизни, проходя фазы зарождения, роста, затухания и возможного перехода на новый уровень.

Линия Жизни описывает универсальную закономерность, характерную для самых разных процессов: от эволюции организмов и технологий до общественных институтов и экономических циклов. Независимо от сферы, она включает три ключевые стадии:

1. Зарождение – появление идеи, технологии или структуры, ее адаптация к среде.
2. Расширение (внедрение, рост, экспансия) – стремительное распространение, вовлечение новых участников, накопление ресурсов и влияния.
3. Насыщение (затухание, стабилизация, трансформация) – система достигает предела, либо выходит на новый уровень, либо теряет актуальность.

Для наглядности это можно представить на двумерном графике, где по оси X расположено время, а по оси Y – суммарный эффект существования системы. В зависимости от контекста это могут быть капитализация, общественная польза, степень вовлеченности, технологический прогресс, социальная справедливость, качество жизни, устойчивость экосистемы, культурное влияние и др. Несмотря на различие терминологии, физическая суть всех этих процессов едина: ускорение, насыщение, переход или угасание.

На начальном этапе система постепенно привлекает внимание за счёт новизны или уникальности своих полезных характеристик. На этапе насыщения она достигает пика своей общественной значимости, когда интерес и использование выходят на максимум. Этап стабилизации сопровождается снижением темпов роста, переходом в устойчивое состояние или началом угасания, что может привести к рождению новой Линии Жизни.

(далее…)

Вступление

В 6 номере журнала “Экономические Стратегии” в декабре 2023 года вышла наша первая статья “Кооперативная (моральная) экономика”, в которой мы представили анонс прикладной модели на базе Закона о потребительской кооперации 3085-1 в ответ на возникшие вызовы для России в связи с текущими кризисами в мировой политике и экономике, раскрыли предпосылки создания в России сектора кооперативной (моральной) экономики, описали ее доктрину и предложили пути ее развития на основе современных информационных технологий. 

При весьма позитивном восприятии экспертным сообществом предложенной нами “новации”, тем не менее, отношение к “Кооперативной Экономике” выражалось как к модели, применимой, в целом, лишь для сектора малых форм предпринимательства.

О понятиях

Думается, что проблема восприятия экспертным сообществом “Кооперативной Экономики” кроется в исторических стереотипах: и позднего советского времени, когда кооперация была дискредитирована и превращена в начальный инструмент приватизации, и времени сталинского рывка 1929-1955 гг., где кооперация была, в основном, представлена в потребительском и мелкотоварном секторах. Безусловно, присутствует и “след” обывательского представления о кооперации, как анахронизме. 30 лет “встраивания” в мировую экономику и присущим форматам корпоративных организационно-правовых форм тоже сыграли свою роль. Кооперация была маргинализирована в экономической жизни России, выпала из социальной, законодательной и образовательной повестки, хотя и не прекращала своего существования, оставаясь глубоко в тени.  

Проблема еще и в самом названии (термине) “кооперация”. “Кооперация” (Cooperation) — неуклюжее понятие, вошедшее в обиход с легкой руки Р. Оуэна в начале 19 века, коим последний попытался (а английский в этом плане язык скудный) обозначить свою мечту — справедливое экономическое устройство общества — такую хозяйственную деятельность, которая обеспечивает рост общественного благосостояния и справедливое распределение общественных благ. А, между тем, в  деловом обиходе “кооперация” понятие широкое и замусоленное, его точный перевод — сотрудничество, взаимодействие. В этом смысле кооперацией занимаются все кому не лень — от картелей, корпораций и стран, до криминала. Сотрудничают все и с разными целями и задачами. Все это и мешает пониманию смысла “Кооперативной Экономики.

Ранее мы писали, что произошла подмена понятий — то, что считается “Экономикой” в современном мироустройстве, на самом деле является хрематистикой, причем в ее наиболее уродливой форме. Аристотель в «Никомаховой Этике» определяет экономику, как хозяйствование для «хорошей и благополучной жизни и развития общества». Введя термин “хрематистика”, как вида хозяйственной деятельности, он делит ее на два типа: первый способствует экономике для приобретения ресурсов, которые необходимы, чтобы обеспечить общественное благополучие. Цель же второго, как утверждает Аристотель “ведет к мнению, что нет предела богатству и собственности» [Политика I, 9, 1257a 1] — другими словами, уродливая, эгоистичная, направленная на стяжание и наживу деятельность, в ущерб другим и обществу в целом. Типичный пример хрематистики от Аристотеля, который, мог бы являться позитивным примером из современных учебников по “Экономикс”: «Некий Фалес, предвидя на основе астрономических данных богатый урожай оливок, еще до истечения зимы передал в качестве задатка имеющуюся у него небольшую сумму денег всем владельцам маслобоен в Милете и Хиосе, договорившись по-дешевке, ведь на тот момент конкурентов у него не было. Когда наступило время сбора оливок и сразу многим производителям оливок одновременно потребовались маслобойки, то они вынуждены были выкупать у него время для своих нужд на поставленным им условиях и, Фалес собрал много денег».

В современных условиях, как в России, так и в мире, кооператив — это юридически и традиционно устоявшийся формат хозяйственной деятельности, апробированные практики, методология и регламенты, которые обеспечивают рост общественного благосостояния и справедливое распределение общественных благ. Другими словами, согласно Аристотеля — это, как и есть то, что составляет понятие “Экономика”!

Шанс, однако…

Второй раз в нашей истории мы оказались в чуждом нам экономическом укладе. Первый раз — со второй половины 19 века нас постепенно втягивали в него. Кульминацией стали реформы С.Ю. Витте, в результате которых мы, в начале 20 века, практически потеряли и финансовый и промышленный суверенитет. Закончилось все втягиванием России в Первую Мировую войну, 1917 годом и кровавой гражданской войной. 

И этот второй раз мы переживаем и нынче, начиная с 1991 г., когда наша страна, ведомая приватизаторами, была подвергнута разграблению. Этими “стараниями” нас превратили в экономическую колонию Запада, давая последнему шанс поддержать их фактически обанкротившуюся систему еще на 20 лет, выкачивая из России ресурсы.  Собственно, и война, по сути, гражданская, уже тоже идет — одну колонию натравили на другую за непослушание, и, с уже очевидными признаками интервенции.

Но три фактора дают нам уникальный шанс соскочить с “иглы” навязанного нам экономического уклада пока еще усердно поддерживаемого компрадорской частью элит. С учетом анализа ошибок и достижений Прошлого, в том числе и советского времени, анализа тенденций и предпосылок Настоящего, а также возможностей, которые нам открывает Будущее — построить экономический уклад, который соответствует нашей цивилизационной сути, а именно:

• нас отключили от институтов пока еще доминирующей либерально-капиталистической системы. Кстати, как интересно: возникла вынужденная сейчас автаркия и, мы тут же видим результат — абсолютно органичное развитие, несмотря на противодействие финансово-экономического блока.
• мы — крупнейшая ядерная держава, благодаря нашим великим предкам, что не позволит разорвать Страну на части, по крайней мере, военным путем извне.
• экономика ссудного процента дошла до предельного роста, прекращение воспроизводства капитала привело к слому неолиберальной моноцентричной модели, определился переход в полицентричную модель со смещением от финансового капитала к ресурсному (материальному) росту и регулированию, где доминантной формой организации экономической деятельности становятся горизонтальные интегрированные сетевые структуры, в которых экономическим субъектом становится коллектив. 

Не рассосется!

Так почему этот чуждый экономический уклад нам “не заходит”? Тут стоит обратиться к исследованиям Сергея Переслегина о культурных и когнитивных кодах[1]. Наша цивилизационная суть или другими словами — Русский Культурный Код (далее РКК) географически и исторически детерминирован на другое. Среда, в которой исторически формировался наш архетип, имеет свои особенности: холодный климат, короткое лето, низкий прибавочный продукт, огромная территория и расстояния, нет естественных границ, нас давили и давят и с запада и с востока. Именно поэтому конкуренция, свойственная “рыночной” экономике, для нас напрасная трата ресурсов, для достижения целей необходимы сверхусилия, в основном, коллективные. Поэтому нам свойственно хозяйствование и тоже, очевидно, коллективное. Общинность сидит  в нашей подкорке, как залог выживания в агрессивной среде. Мы играем “предельными ставками” в жизни, в работе, в мышлении, и именно поэтому, нематериальные ценности для нас превыше материальных. Соответственно, и неэквивалентный обмен, и ссудный процент  противоречат нашим морально-нравственным императивам, и создают дихотомию. 

Доминантной формой организации экономической деятельности модели капитализма в его текущей стадии — неолиберальной моноцентричной модели, является корпоративизм, в котором индивид является обособленной экономической единицей (предприниматель ли, потребитель ли). Поэтому примат индивидуализма абсолютен. Индивид в доктрине неолиберальной модели должен конкурировать с другими, бороться за “место под солнцем” для себя лично и, если необходимо, то в ущерб другим индивидам. Отсюда и абсолют хрематистики: стяжать для себя богатство, чтобы вознестись и удерживаться в социальной иерархии. Деньги и финансовое благополучие — мерило успеха и власти.

Навязанный нам в 90-х “дух капитализма”, основанный на протестантской этике, и такие его “прелести”, как колониальный неэквивалентный обмен — это когда метрополия паразитирует над колонией и выкачивает ресурсы и блага, разнузданное ростовщичество, культ потребления, махровый индивидуализм, которые в корне противоречат нашей цивилизационной сути (РКК), стал основным ударом по нашей стране. Еще со второй половины 80-х происходило намеренное разрушение и общественного формата экономических отношений — ее “артельного духа” или, другими словами, традиционной доменной (общинной) структуры, что ярко отразилось в кооперативах: сначала их превратили в инструмент выкачивания доходов из государственных предприятий, а далее довели до полной дискредитации кооперации, стимулируя навязанную спекуляцию. Однако, окончательно вытравить цивилизационную суть, к счастью, не удалось.

Проявившаяся за последние пару лет зависимость от Китая, ставшего фактически первой экономикой мира, заставила задуматься, как могла развиваться страна, не будь перестройки и реставрации капитализма. Господство олигархов стало полным разочарованием и привело к потерям большим, чем ВОВ. А противостояние с Западом поставило вопрос: зачем нам модель экономики, заранее запрограммированная на обслуживание чужих интересов, а не своих?

Перелом 90-х сформировал общество “травмы” [2] с неудовлетворенным общественным запросом на социальную справедливость, чудовищное расслоение общества и исключение из общественной жизни 80% населения. Жизнь в навязанной социально-экономической доктрине закономерно привела к перекосу системы: лидирующие экономические субъекты в России, или, как принято говорить, “элита” вообще (за редким исключением) —  это те, у кого, по-сути, цивилизационный сбой — олицетворяют фактор отрицательного отбора. Во всю работает железное правило бюрократии С. Паркинсона  — бюрократический аппарат РФ с 1994 г. увеличился в 2,5 раза, а, к слову, бюджет расходов правительства РФ с 2020 по 2024 г вырос в 2 раза. Углубляется и без того чудовищная социальная поляризация, по данным WID, в 2022 г. 1% самых состоятельных семей РФ владели 47,65% чистых богатств, а 50% бедной части россиян — всего 3,1%. Разница накопленных богатств выросла уже до 764 раз, тогда как при СССР была около 50.

Помимо отрицательного отбора, сама экономическая система в России, подчиненная  чуждому экономическому укладу, основатель которого сам находится в стадии “клинической смерти”, скукоживается и выталкивает лишний “людской балласт” в “никуда”, тем самым пополняя прекариат. 

Отрицательный отбор, отнюдь не только продукт 90-х и первых 15 лет XXI века, когда страна упорно встраивалась в чуждый экономический уклад. Не говоря об очевидных проходимцах, сколотивших приватизационные состояния в 90-х и находящихся в “сливках российского бизнеса” и поныне, достаточно посмотреть на основной контингент выпускников РАНХиГС, ВШЭ, МГИМО, где их обучили по стандартам либерально-капиталистической модели, и, которые пополняют отряд бюрократического аппарата. Если посмотреть на состав активистов разных институтов развития — АСИ, Сколково, то они до сих пор не стесняются публично продвигать идеи либерально-финансового дарвинизма.

“Главный принцип их неолиберальной модели состоял в том, что экономический рост и развитие зависят от рыночной конкурентоспособности и нужно сделать все для максимального повышения соревновательности и конкуренции так, чтобы рыночные принципы проникли во все аспекты жизни. Считалось, помимо всего прочего, что следует повысить гибкость и подвижность рынка труда, а это значило переложить бремя рисков на плечи работающих и их семей, делая их еще более уязвимыми. В результате возник класс мирового «прекариата», насчитывающий в разных странах много миллионов людей, не имеющих якоря стабильности. Они-то и стали новым, потенциально опасным, классом[3]. 

СВО и мобилизация в военном сегменте (Армии и ВПК) несколько сбавила остроту, создав эмоциональный патриотический подъем в Обществе. Риторика Главы Государства о новой элите, которую составят герои-участники СВО, создала дополнительный энтузиазм в отношении давно созревшего в обществе запроса на справедливость. Обозначенные, в рамках этой риторики, программы действительно нацелены на создание ”социальных лифтов” для участников СВО, однако сложившаяся система во властных группах влияния, скорее, в очередной раз, трансформирует “Сон Бальзаминова” в точечное включение отдельных ветеранов в “элиту” для создания очередного пиар-эффекта.  А Business as usual в гражданских секторах экономики и социальной сфере, накопленные проблемы “общества травмы” и внушительная масса прекариата (не менее ⅓ трудоспособного населения), заставляют вообще с крайней опаской относиться к сложившейся ситуации. Сформировались прекарные сообщества и анклавы, нередко весьма агрессивные. Прекарные сообщества в социальных сетях часто трансформируются в секты оккультного и эзотерического толка, что приводит к потере рационального восприятия жизни и постоянному стрессу. А это, в свою очередь, разрушительно для института семьи! О каком тогда демографическом подъеме можно говорить в таких условиях? Можно сколько угодно объявлять “годы Семьи”, вливать средства в льготную ипотеку и “материнский капитал”, красиво отчитываться за потраченные ресурсы, но без создания условий вовлечения в социально-экономическую деятельность прекариата демографическая ситуация с коренным населением будет только ухудшаться.

Есть, как ни парадоксально, и позитивная сторона наличия прекариата в России, которая нуждается в экономической институциализации. И дело снова в особенности нашего архетипа, нашей цивилизационной сути — общинности как фактора выживания. Стихийно сформировались домены — группы людей “идущих по жизни” вместе, но оказавшихся в нестабильном (прекарном) состоянии. Для них система, которая их “вытолкнула”, является, своего рода, агрессивной средой. Это и неформальные “бригады”, формирующиеся из бывших коллег-друзей, земляков, диаспор, соседей, которые совместно промышляют в разных сферах, оставаясь в “теневом” секторе, иногда, надо отметить, и с криминальным оттенком. Ну, а бытовая экономика — вся прекарная. 

Назад в будущее

Часто мы слышим призывы к срочному реформированию Российской экономики и финансовой системы на основе модели сталинского периода (1929-1955 гг.), как наиболее успешного примера экономического роста. Многие из ее элементов, начиная от государственной монополии внешней торговли, государственного валютного регулирования, директивного планирования, и заканчивая системой распределения и налогообложения — все это, безусловно то, что необходимо для экономического благополучия страны. Но самым важным было то, что сталинская модель создала собственную систему разделения труда, выраженную в наличии социалистического лагеря, СЭВ. Другими словами, она не была встроена в “чужую” систему разделения труда. 

Очевидно, что просто повторить не получится — другой исторический период, другой технологический уклад. Хотя предложенные варианты использования некоторых подходов сталинской экономики[4], видимо, могут исправить текущую ситуацию и с большой вероятностью принесут некоторый эффект. Однако, без выстраивания собственной системы разделения труда, со своей стратегией и переходом в такую экономическую модель, которая бы соответствовала нашей цивилизационной сути, создания собственной экономической школы, этот эффект снова окажется временным, а история это доказывает.

Суть сталинской экономики базировалась на идеологии, государственном планировании, в которую входили межотраслевой баланс, прибыли от роста производительности труда и сокращения издержек, и жестком регулировании, вплоть до регулируемой рентабельности за счет подвижного элемента — налога с оборота на предприятиях его производящих. Несмотря на бесспорные в т.ч. и социальные достижения, тем не менее, сталинская экономика, хоть и дошлифованная под идеологию “социализма”, в своей теоретической основе оставалась все той же экономикой ссудного процента или капиталистической экономикой, постулированной классической английской политэкономией А.Смита и Д. Риккардо, и положенной в основу Марксизма-Ленинизма.

И вот тот самый урок истории — сталинская экономика и экономическая стратегия мгновенно свернулись как только умер Иосиф Сталин — ее идеологический базис был подорван “хрущевской слякотью”[5], стратегический курс —  переходом к мирному сосуществованию с капитализмом[6] (сиречь встраиванием в  международную систему разделения труда, которая базировалась на Бреттон-Вудских соглашениях) и добита реформами Косыгина-Либермана. Прочность  фундамента сталинской экономики оказался ненадежным, поскольку базировался изначально на лукавстве К. Маркса, а сформулированной экономической школе, которая бы впитала весь практический опыт и наработки того времени, просто не дали состояться.

Банки и мазохизм

Банкиры, легализованные в 17 веке в своей ростовщической сущности — торговле деньгами через кредит и связанный с ним ссудный процент, подмяли под себя и финансовую сферу, в т.ч. такую необходимую деятельность как денежное обращение, расчетно-кассовое обслуживание, создав ассоциативный ряд в когнитивной цивилизационной парадигме. Таким образом, закрепив в сознании, нормальность и, якобы, “естественность” ростовщической сути денежно-финансовой сферы, она оказалась, как бы спрятанной за понятными и необходимыми функциями, которые объективно востребованы в сфере экономики. 

Ранее мы писали, что банк — в корневом смысле это  стол, прилавок, за которым в древние времена денежные менялы занимались спекуляциями и ростовщичеством. Порицание этой деятельности в авраамических религиях было неслучайным — злоупотребление деньгами как экономическим ресурсом всегда приводило к неблагоприятным последствиям для хозяйства, т.е. вредило остальным экономическим субъектам, и поэтому считалось грехом. Возведение же злоупотребления в обиходное экономическое правило, соединило такие полезные функции банкинга как субъекта денежного обращения, расчетно-кассового обслуживания и такое, как-бы “необходимое зло” — паразитические функции денежного спекулянта и ростовщика.

Исходя из консервативного представления о природе и функции денег в экономике, никто не оспаривает общепринятого взгляда на деньги как средство обращения, меру стоимости и средство сбережения. Традиционная марксистская политэкономия определяет деньги, как товар и, если функция “Товар-Деньги-Товар” логична и справедлива, то функция “Деньги-Товар-Деньги’ (штрих) ” — уже вызывает, мягко говоря, сомнения. Деньги — это  механизм или, если угодно, “социальный институт”, “экономическая абстракция”, созданная для обслуживания хозяйственных потребностей общества;  служебный, технический инструмент, не имеющий полноценных товарных свойств. Преобразование денег в капитал, то есть в фактор производства, претендующий на ренту, требует, чтобы обладатель денег был подвержен риску некомпенсируемой потери. То есть получение ренты оправдано, если обладатель денег принимает предпринимательский риск! Фиксированное же и гарантированное вознаграждение в сложившейся банковской практике — ссудный процент — это воплощение роста финансового (ростовщического) капитала — основы неэквивалентного обмена, порабощения и власти ростовщиков. И это не про рост производства или благосостояния общества, а про рост благосостояния лишь кучки ростовщиков. А как известно, лежащий в основе капиталистической экономики ссудный процент неизбежно приводит к пределу этого самого роста, создавая кризисы. 

Поначалу паразитарная доля банковских институтов в объеме экономики была незначительная и, вплоть до конца 50-х годов 20 века составляла не более 5% ввиду экспансивного роста колониальной капиталистической системы. Но, как только пределы расширения естественным образом закончились, банковский и, в целом, финансовый сектор увеличили свою долю до 75%. Если сравнивать с человеческим организмом, то эта “раковая опухоль” поглотила его практически целиком, накопив “гнилой баланс” долгов в 35 триллионов долларов США. 

Таким образом, если раньше, при небольшой доле банковских институтов в экономике, их полезность еще можно было бы аргументировать — доля паразитарной составляющей была сравнительно невелика, то сейчас уже о пользе говорить не приходится.

В России банковский сектор регулярно перекачивает себе практически всю прибыль экономики, обескровливая предприятия материального производства. Возврата в экономику этих сконцентрированных капиталов не происходит, в том числе и благодаря политике ЦБ РФ с необоснованно драконовской ключевой ставкой для “таргетирования инфляции” — они, через спекулятивные операции банков на бирже, прирастают и распределяется в виде дивидендов и, в своей существенной части, успешно вывозятся в “недружественные” юрисдикции. И это, как показывают события последнего десятилетия, полностью устраивает кланово-бюрократический класс, который, за редким исключением, видит свое будущее исключительно вне России.

Планы перехода в цифровые валюты — CBDC — под патронажем Банка международных расчетов — помимо ужесточения финансового рабства, достигнутого доселе уже изощренными ростовщическими механизмами, является планом по перезагрузке мировой финансовой системы на новых технологиях, чтобы закрепить свое доминирование. 

Целеполагание 

Важнейший элемент экономической политики государства и деятельности экономических субъектов — это целеполагание. Именно в нем и содержится ответ на вопрос, а зачем, собственно, функционирует экономика, какова ее цель? А сейчас она запрограммирована как раз на ценности, которые были нам навязаны в 90-х. Даже государственные корпорации в России, не говоря о частных, сегодня имеют базовую уставную цель деятельности — извлечение прибыли. Не про “социальное государство” речь, как указано в Конституции РФ[7], что очевидно указывает на приоритет общественного блага и удовлетворение потребностей общества, а прибыль! В ГК РФ и других законах регулирующих предпринимательскую деятельность прямо указано, что предпринимательская деятельность направлена [цель — авт.] на систематическое получение прибыли[8]. ​​Главным критерием для принятия экономических решений является стремление к увеличению капитала, а принятие решений строится на величине капитала — у кого больше, тот и прав. ​​А между тем, «Прибыль капиталиста получается оттого, что он может продать нечто, чего он не оплатил. Прибавочная стоимость, прибыль, состоит как раз из избытка стоимости товара над издержками его производства, т.е. из избытка всей суммы труда, содержащейся в товаре, над содержащейся в нем оплаченной суммой труда»[9].  Другими словами, это и есть неэквивалентный обмен, апологетика ссудного процента, индивидуального обогащения и источник социального неравенства и расслоения.

Единственный в России формат экономической организации, который предполагает обеспечение потребностей общества как свою базовую уставную цель, соответствующую и Конституции РФ — это кооперация (в текущем Российском законодательстве речь идет, прежде всего, о Потребительской кооперации — ФЗ 3085-1 от 19.06.1992 г.), где управляет не капитал, а человек (1 пайщик — 1 голос), где обогащение приобретает свой истинный смысл: общественный достаток духовных (интеллектуальных, культурных) и материальных благ. 

Построенная на методологии потребительской кооперации модель “Кооперативной экономики”, с приматом общественного над индивидуальным, способствует восстановлению матрицы ценностей, присущей Русской цивилизационной сути (РКК), способ переноса людей, общества в целом в нормальную ценностную матрицу и получения не только иммунитета от манипулирования инстинктами “страха за кошелек” со стороны адептов социально — западной экономической парадигмы (провокации с “зеленкой” — как недавний пример на выборах Президента РФ 16-18 марта 2024 г.), но победить в войне смыслов и создать привлекательный образ будущего нашей страны.

Основа экономического чуда

Не случайно еще в начале 19 века экономика в российских образовательных учреждениях изучалась в разделе “Этика”. В общинно-религиозном общественном сознании отношения экономических субъектов должны были строиться на основе честности и доверия. “Слово купеческое” — не просто часть фольклора и литературного наследия. Российское купечество произрастало корнями из староверов, что и предопределило соответствующий отражение как в традиции, так и в русском когнитивном коде.  

Этический кодекс старообрядчества требовал честного труда и ведения дел, ответственности перед обществом. Купец-старовер был убежден, что он выполняет свое религиозное предназначение, что его деятельность «спасет его душу», что «делать благие дела» (определение которых распространялось на духовные занятия, физический труд и «купеческое дело») нужно при жизни, чтобы подготовить спасение бессмертной души[10]. Все это полностью резонирует с Исламской экономической доктриной и еще раз подтверждает, что этические принципы классического Ислама и истоков Православия совпадают.

Община  — основная единица социальной структуры старообрядцев. Община строилась на коллективной ответственности, как в положительном смысле, так и в отрицательном: и заслуги общие, и убытки общие. Но зато такую общину труднее давить, она, за счет существующих горизонтальных связей, не поддается. Ее члены были застрахованы от серьезных экономических неудач: если какой-то сектор экономики приходил в упадок, то это компенсировалось средствами более удачных предприятий внутри общины. Более того, она выполняла функции банка или кассы взаимопомощи — многие старообрядцы получали первый стартовый капитал (без ссудного процента) от общины, не прибегая к внешним займам[11]. 

Купцы-старообрядцы, чьи фамилии “на слуху”- Рябушинские, Рахмановы, Кузнецовы, Морозовы и пр., были, своего рода, “авторитетами” старообрядческих общин и держателями таких банков — “общаков”.

За счет сильной горизонтальной организации старообрядческий уклад оставался невероятно жизнеспособным.  Исчерпав к началу XIX в. все формы религиозного, политического противостояния с государством, чтобы выжить и сохраниться, старообрядчество превратилось в могучую конфессионально-экономическую общность, которую на равных составляли общинные хозяйства (артели) и формально частные предприятия членов общин, со своим этическим кодексом — императивом возвращения части прибыли в общину и направления средств на благотворительность. К началу 20 века в руках староверов было сосредоточено около 64% российского национального  капитала. Составляя в общей численности населения около 1,5%, они дали России свыше 2/3 всех предпринимателей-миллионеров в то время, когда страна выходила на первое место по темпам экономического развития в мире. 

Собственно, кооперативное движение в дореволюционной России и строилось, в основном, на старообрядческих артелях, держась особняком в международном кооперативном движении, которое изначально встраивалось в экономику ростовщиков (неслучайно, что основные их успехи были в кредитной кооперации — Raiffeisen, Credit Agricole, а не сельскохозяйственные, заготовительные и промысловые артели, как в России). И когда артели и кооперация в целом начали активно развиваться в конце XIX века, и вышли за рамки старообрядческих общин, потребовалась формализация основных принципов доверия и этических норм, которые переросли в обычаи кооперативного документооборота. С тех пор и начала развиваться кооперативная “бюрократия”, в которую стали внедряться основные принципы горизонтальных экономических связей, складывая их в стройную систему. В дальнейшем, эта система во многом была унаследована и советской кооперацией, что и способствовало ее успешности как одного из ключевых элементов сталинского мобилизационного рывка в 1929-1955 г., хорошо описанного в книге “Кристалл роста. К Русскому экономическому чуду”[12].

Таким образом, справедливо считать, что артельная (общинная) экономика, построенная на этических принципах староверов, явилась отнюдь не меньшим “экономическим чудом” в Российской истории. 

Доверие и бюрократия

Современное российское законодательство по кооперации также, во многом, унаследовало систему кооперативного документооборота. И если нравственно-этические нормы предпринимательства, заложенные староверами, серьезно деградировали под влиянием чуждого экономического уклада, а с середины 80-х прошлого века “артельность” общества целенаправленно разрушали насаждаемыми идеологемами западной экономической модели, то система, выраженная в нормах современного законодательства, удивительным образом осталась, как основа для воссоздания полноценной экономики доверия. 

“Бюрократия” кооперации в настоящее время выражена в документировании каждой кооперативной сделки, каждого коллегиально принимаемого решения или согласования. Кооператив, согласно законодательства РФ, помимо Устава, принимает детальные правила и регламент взаимодействия со своими участниками (пайщиками), использованию средств и имущества, обеспечения деятельности, проведения собраний, контроля и пр. Каждое взаимодействие (трансакция между кооперативом и пайщиком) тщательно документируется по формуле: инициатива/коллективное согласование/решение-оформление, создавая ворох первичной документации, требующей особо квалифицированного бухгалтерского сопровождения. И это еще и на фоне запутанности и противоречивости в законах РФ и различных распоряжений регуляторов.

В отличие от регламентов и форм западной модели, предполагающей вертикальную организацию, а не горизонтальную, как в кооперативной среде, такой механизм создания первичных документов на физических носителях и с обязательным визированием со стороны всех участников коллективных решений и согласований, создает барьер как для масштабирования самой организации, так и для оперативности реагирования на возрастающую динамику изменений в экономической среде и периодическое “творчество” фискальных регуляторов. К этому надо добавить то, что методология делового администрирования в кооперативе требует отдельной профессиональной подготовки, спрос и доступность которой сильно деградировали в постсоветское время. Не говоря уже о том, что переход на кооперативное (общинное) мышление в предпринимательской деятельности требует серьезного переосмысления уже ставшего привычным, ведь 40-летнее стимулирование стяжания денег, как мерила успеха, даром не прошло… 

Другими словами, конкурентоспособность кооперативной модели сильно ограничена вышеописанными обстоятельствами, если бы не одно “но”… и это — цифровизация.  Переход в новый информационный технологический уклад позволяет снять все барьеры для развития кооперации: масштабировать деятельность без ограничений, оперативно реагировать на события в экономической среде, быстро принимать коллективные решения, достичь скорости кооперативных сделок, аналогичной той, с которой совершаются сделки в текущей экономической среде. И самое главное — цифровые решения позволяют выстраивать строгие математические алгоритмы администрирования деловых процессов в соответствии с этическими нормами коллективного хозяйства (экономики доверия), загоняя сложные конструкции кооперативной методологии “под капот” и создавая среду цифровых сервисов на основе уже привычных для пользователей паттернов.

Поскольку трансформация мирового экономического хозяйства в виртуальную цифровую экономику уже фактически произошла, цифровая экономика стала управляющей по отношению к экспоненциальной экономике физического мира. Она определяет основные товаропотоки, сделки по которым совершаются в виртуальном пространстве – на маркетплейсах, цифровых торговых площадках и т.д. Логистика физических товаров, в свою очередь,  контролируется также посредством информационных систем. С появлением технологии распределенного реестра возникли новые форматы дистанционных сделок с виртуальными товарами и цифровыми двойниками людей и вещей. Появились новые понятия и новые возможности для возрождения кооперации. 

Таким образом, в Кооперативной Экономике возникает оборот цифровых имущественных прав (ЦИП) или утилитарных цифровых прав на имущество, включая денежные средства, которые участвует в кооперации. Администрирование же этого процесса осуществляется автоматизировано на уровне информационной системы регистрации юридических и финансовых событий. Данные о таких событиях сохраняются в системе распределенного реестра. Эта технология сегодня является передовой с точки зрения безопасности доступа и хранения данных. Аналогично и с процессом принятия коллективных решений, теперь не нужно проводить очные встречи и собрания, достаточно организовать онлайн встречу и процедуру заочного дистанционного голосования с сохранением результатов в системе распределенного реестра. Это существенно снимает барьеры для развития кооперации в цифровой экономике.

Помимо снятия барьеров развития кооперации, цифровизация позволяет сконцентрировать в себе и полезные функции банков для участников кооперации: кассы взаимопомощи с расчетно-кассовым обслуживанием, агрегацию фондов развития, страхования, пенсионного обеспечения, организацию беспроцентных ссуд на развитие предпринимательских инициатив своих членов. 

Тут, видимо, уже пора дать определение Кооперативной Экономике, что это такое и как авторы ее понимают и представляют. Кооперативная Экономика — это хозяйственный уклад, основанный на традиционных нравственных императивах, общественном управлении, коллективной собственности, равенстве экономических субъектов и эквивалентном обмене, воплощенный в сетевом цифровом формате.

Ее цель —  создание полезного и необходимого общественного продукта (обеспечение материальных и иных потребностей общества), а не извлечение и максимизация прибыли. Главная цель кроется в “иных” — возрождение духовно-нравственных императивов в соответствии с русской (в широком значении) цивилизационной сутью и традициях, в целом общих для консервативных течений авраамических религий (Православие, Ислам, Иудаизм).

В следующей статье мы опишем основные механизмы “Кооперативной Экономики” с тем, чтобы  раскрыть ее потенциал, который может претендовать на один из доминирующих форматов экономического развития нашей страны в новом технологическом укладе.

Авторы

Смуров Игорь Игоревич — член правления Союза потребительских обществ «РУСЬ».

Давлетбаев Рустам Хайбуллович — член правления Союза потребительских обществ «РУСЬ».

Источники:

1. С.Б. Переслегин, Цивилизации в людях и кодах 17 февраля 2021, выступления и публикации;
2. Тощенко Ж.Т. Прекариат. От протокласса к новому классу: Монография / Институт социологии ФНИСЦ РАН, РГГУ. М.: Наука, 2018. 346 с.;
3. Прекариат: новый опасный класс / Гай Стэндинг — «Ад Маргинем Пресс», 2011;
4. Галушка А.С., Ниязметов А.К., Окулов М.О. Кристалл роста к русскому экономическому чуду. — М., 2021.
5. Спицын Е.Ю. “Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953-1964”,  Концептуал, 2019 г.;
6. Резолюции XX съезда КПСС;
7. Ст.7 п.1 Конституция РФ (редакция 2023 г.);
8. Ст. 1 ГК РФ;
9. К. Маркс «Капитал», т. 3, ч. 1, стр. 49
10.  Особенности менталитета купца-старообрядца / Л. Н. Галимова //Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. – 2011. – No 3 (19). – С. 26–33.;
11. Дж. Л. Уэст, “Страрообрядцы и предпринимательская культура в царской России”, Исторические хроники — УДК 330.342.14;
12. Галушка А.С., Ниязметов А.К., Окулов М.О. Кристалл роста к русскому экономическому чуду. — М., 2021.

Аудитория и потенциальные размеры кооперативной экономики в РФ

Анализируя период перестройки, «лихие 1990-е» и первое двадцатилетие XXI в., когда зародились и развивались стагнация, непредсказуемость и неопределенность во всех сферах общественной жизни, особенно в экономике и социальной сфере, можно сделать вывод, что современное российское общество — это «общество травмы»[^1].

«Обществу травмы присущи отсутствие стратегических целей развития, хаотичность действий, неспособность мобилизовать активные творческие силы для реализации программы позитивных преобразований и преодоления деструктивных изменений. Особую роль приобретает деятельность политических и экономических акторов (правящего класса, «элиты»), ведущая к непрогнозируемым эффектам вследствие несогласованности и противоречивости их действий, олицетворяющих сугубо корпоративные и групповые эгоистические интересы» [1].

Когда речь идет об «обществе травмы» применительно к России, имеется в виду не экономический и социальный коллапс конца 1980-х — 1990-х годов, а продолжающийся период неопределенности, выраженный в сложившейся противоречивой системе социально-экономических отношений.

Анализируя период перестройки, «лихие 1990-е» и первое двадцатилетие XXI в., когда зародились и развивались стагнация, непредсказуемость и неопределенность во всех сферах общественной жизни, можно сделать вывод, что современное российское общество — это «общество травмы».

За период «рыночных реформ» в 1990-е годы народное хозяйство страны потеряло больше, чем за годы Великой Отечественной войны. Итоги «реформ» в России оказались драматическими, прямо противоположными декларациям и заявлениям «реформаторов». Мало что изменилось и в первое двадцатилетие XXI в.

Мы до сих пор (несмотря на полтора года СВО и связанную с ней идеологическую трансформацию ряда общественных страт) наблюдаем безапелляционные, без оглядки на общество, попытки реализации принципов либерализма в социально-экономической политике, иногда, к слову, и успешные (чего стоят заявления о приватизации, «шабаш» на ПМЭФ-2023 и заявления министра финансов о сокращении бюджета!).

Осознание необходимости перемен имеет место, но оно сегментировано — лишь время от времени официальные лица как бы полушепотом признают, что сложившаяся экономическая модель неэффективна. Однако после таких признаний тут же следуют заявления либеральных экономических властей, дескать, в целом все «нормалек»: инфляцию «таргетируем», 2% экономического роста «ожидаем» и темпы импортозамещения «ой-ой» (по факту шильдики переклеиваем)…

Альтернативные же методы и подходы к преобразованию экономической модели, позволяющие российскому обществу избавиться от порочного клейма «травмированного», предлагаемые активными, творческими и созидательными силами общества (все они, собственно, на слуху), либеральной публикой маргинализированы.

Эта непонятная и потому неприемлемая для населения ситуация, порожденная в России бесплодным и разрушающим воздействием либерализма (правильнее было бы употреблять этот термин с приставкой «нео-») на социально-экономическую политику обусловила устранение большинства россиян от участия в работе государственных и общественных организаций: 80,3% граждан РФ не состоят ни в одной общественной организации, а 93,7% считают, что они никак не влияют на принятие государственных решений.

Подобная апатия характеризует главную издержку «общества травмы» — нарушение социальной справедливости, которое отразилось на увеличении численности социально-экономически неустроенных слоев.

Они включают людей, имеющих временную, сезонную, официально неоформленную занятость, а также занятых неполный рабочий день, самозанятых (не только в юридическом понимании, но и вообще), домохозяек, безработных, пенсионеров, молодежь, потерявшую надежду найти работу по профессии, неустроенных и эксплуатируемых мигрантов.

Потеря ориентиров, отсутствие социальной справедливости, чудовищное социальное неравенство (в России на долю 1% самых богатых россиян приходится 71% всех личных активов), сопровождаемое подменой понятий (к примеру, понятия «предпринимательство» — те, кого мы называем крупными и успешными предпринимателями, в большинстве своем либо кормятся из бюджета РФ, либо, пользуясь случаем или личными связями в чиновничьем аппарате, продают сырье), растущая буйным цветом корпоратократия, отсутствие социальных лифтов, усиливающаяся неопределенность привели к тому, что произошла не просто деформация традиционной социально-классовой структуры российского общества.

За период «рыночных реформ» в 1990-е годы народное хозяйство страны потеряло больше, чем за годы Великой Отечественной войны.

В результате возникла и выросла целая общественная страта «униженных и оскорбленных» (Ф.М. Достоевский), людей «вне обоймы», усилился процесс дробления общества в зависимости от мировоззренческих ориентаций, социального положения, возможностей реализации их материальных и духовных потребностей.

Это привело к появлению такого уникального явления, как парадоксальный человек [2]. Его противоречивые черты воплотились в таком явлении (а по сути — в новом классе), как прекариат (от англ. precarious — сомнительный, ненадежный, случайный, рискованный).

Чтобы понять, каковы масштабы прекариата как класса, можно оттолкнуться от доступной статистики формальной и неформальной занятости.

Если с формальной занятостью все понятно (трудовой договор, «белая» зарплата, нормированный график), то неформальная занятость — это нерегистрируемая, нерегулируемая и не защищенная государством деятельность.

В целом неформальную занятость можно интерпретировать как «теневую» экономику, которую можно идентифицировать по следующим критериям:

• скрытое от официального учета и налогообложения производство товаров и услуг, которое может осуществляться даже на официальных государственных и частных предприятиях;
• искажение процесса денежного оборота и сделок во всех разрешенных законом видах экономической деятельности (например, одновременное увеличение себестоимости и обналичивание для «конвертных» зарплат через фирмы-однодневки);
• злоупотребления, касающиеся налогов, когда в рамках НК РФ происходит увод «в тень» многих доходов в самом широком диапазоне — от использования «дырок» и разночтений в существующем законодательстве до сокрытия доходов в офшорах.

Согласно исследованию Ассоциации специалистов в области финансов, учета и аудита, проведенному в 2017 г., доля теневой экономики в России (на горизонте 10 лет) составляет стабильные 39% от ВВП.

Помимо вышеперечисленного, в «теневую» экономику статистика включает и законодательно разрешенную деятельность, которая слабо или вовсе не учитывается (не говоря уже о контроле) и, соответственно, неналогооблагаема:

• производство в личных подсобных хозяйствах, садовых товариществах (дачах);
• домашнее производство для собственного потребления;
• строительство и ремонт собственными силами;
• транспортные услуги в своем хозяйстве и пр.

Например, в Дагестане около 80% сельхозпродукции производится в личных подсобных хозяйствах, значительная часть продуктов заготавливается в домашних условиях, а доля прекарного труда достигает чуть ли не половины(!) от всех занятых.

Очевидно, что финансирование предпринимательской деятельности (а только так и можно ее классифицировать) прекариата осуществляется большей частью не за счет банковского сектора, а за счет собственных средств, займов у знакомых, друзей, родственников, помощи национальных диаспор.

Де-факто такая деятельность уже стала «отдельной» от государства экономикой, которая работает на собственных принципах, основанных на этике и морали, принятой в социальных группах, согласно их внутренним этническим, религиозным и культурным обычаям, традициям и правилам.

Тем не менее потенциал развития такого прекарного предпринимательства, в отсутствие институтов финансирования и легализации, не просто ущемлен, а по сути законсервирован… Люди вынуждены выживать.

Текущие социально-экономические предпосылки

Пандемия. Пандемия коронавируса, начавшаяся в 2020 г., прошлась катком по сердцевине прекариата — малому и среднему предпринимательству (МСП) — в РФ.
1/3 российских компаний понесли убытки, а миллион предприятий полностью закрылись, увеличивая прекариат как классовую страту. Всего кризис затронул 6,05 млн компаний и предпринимателей и до 67% от общего числа предприятий в стране. За 2021 г. в России закрылось 1,16 млн предприятий малого и среднего бизнеса, это в 2,3 раза больше, чем годом ранее. Финансовой «подушки» не оказалось у 62%, пришлось сокращать расходы или закрывать бизнес. В 2022 г. тенденция только разгоняется — число закрытых компаний в 2022 г. в России превысило число открытых на 38,1 тыс., или на 13,6% [3].

Санкции. Несмотря на усилия (надо отдать должное!) Правительства РФ, санкции, обусловившие недоступность рынков и разрыв логистических цепочек, подкосили МСП, занятые в оптовой и розничной торговле, в особенности в непродовольственном секторе, туриндустрии и — далее «по цепочке» — в недвижимости, строительстве и т.д.

Снижение реальных доходов потребителей привело к снижению покупательной способности и, как следствие, к уменьшению ипотечного рынка, что повлекло падение спроса на строительные материалы.

В отсутствие реального импортозамещения европейский импорт быстро был замещен азиатским (в том числе в денежном выражении), и уже в IV квартале 2022 г. динамика платежного баланса резко снизилась.

Произошло это ввиду снижения экспорта нефти и, в особенности, нефтепродуктов, а также ввиду закрытия рынков недружественных стран (снижение может составить в худшем сценарии до 30%).

Недобросовестная конкуренция. Падение спроса и доходов крупного бизнеса заставили его обратить пристальное внимание на ниши, которые традиционно занимали МСП. И, как следствие, крупный бизнес начал вытеснять МСП из различных секторов (недавние экзерсисы с ювелирной промышленностью, например).

Помимо крупного бизнеса проявились и фигуранты — продукты сращивания государства и крупного бизнеса — «мажоры», пользующиеся беззащитностью МСП, которые смогли успешно отжать у МСП и монополизировать крабовую и часть рыболовной отраслей.

Кредитно-денежная политика. С одной стороны, по инициативе и под давлением Правительства РФ снижена ключевая процентная ставка (однако 21 июля 2023 г. она вновь повышена до 8,5% решением ЦБ РФ), принято постановление о льготных кредитах для малого и среднего бизнеса под 4,5% и 3% соответственно (с приоритетом для IT, переработки сельскохозяйственной продукции, логистики и гостиничного бизнеса), муниципалитеты также предложили различные льготы, грантовую поддержку и поручительство.

Однако при этом ЦБ повысил резервные требования к банкам, снижая таким образом возможность кредитования ими реального сектора. Требование же резервирования однозначно предполагает залоги, оценка которых, как правило, проводится с коэффициентом 1,5 к сумме кредита. А какие у предпринимателей залоги, не говоря уже об оборотном капитале?

Собственно, подобное «регулирование» ЦБ в течение многих лет фактически стимулирует банковский сектор оценивать не проекты предпринимателей, а качество активов, которые пока остаются (но стремительно уменьшаются) — получить привлекательный актив за 30–40% его стоимости. Чем не бизнес?!

Проектное финансирование ввиду такого регулирования просто запрещено и неинтересно!

Другими словами, кредит для МСП — не система, которая бы обеспечивала экономический рост, а льгота или, по словам зампреда ЦБ К.В. Юдаевой, «премия для самых эффективных предпринимателей».

Причем подозрительно, что самые «эффективные», как правило, — «свои», использующие полученные средства для манипуляций на валютной бирже.

Заметное укрепление рубля осенью 2022 г. и некоторое увеличение денежной массы (которая все равно в 2 раза ниже необходимой для нормального функционирования кредитно-денежной системы) за счет эмиссии явилось лишь следствием серьезного профицита торгового баланса — высокие цены на углеводороды в начале 2022 г. и замещение кредитования крупнейших субъектов российского рынка.

В декабре 2022 г., в марте и июне — июле 2023 г. мы увидели сознательную раскачку ЦБ и Минфином валютной пары «рубль — доллар», которая подтолкнула повышение цен на уже азиатский импорт, подстегивая «таргетированную» инфляцию[^2].

Мы до сих пор (несмотря на полтора года СВО и связанную с ней идеологическую трансформацию ряда общественных страт) наблюдаем безапелляционные, без оглядки на общество, попытки реализации принципов либерализма в социально-экономической политике.

Вкупе с отменой валютного регулирования, действующего «бюджетного правила», это привело к рекордному оттоку капитала из страны (фактически четверть триллиона долларов).

И уже неважно, что это — слепая ли вера в догматы МВФ, отсутствие профессиональной состоятельности, политическая или личная ангажированность, безнаказанность как следствие безответственности[^3] или все вместе.
Текущая кредитно-денежная политика и ее проводники являются препятствием для экономического роста в РФ.

Налоги. В налоговой системе России присутствует достаточно большое число различных налогов, сборов и акцизов, практически ничем друг от друга не отличающихся, что делает ее весьма сложной и запутанной.

При определении уровня налогового бремени очевидным является преимущество фискального интереса государства перед всеми остальными.

Установление налоговой системы и ставок налогов состоялось без анализа их влияния на производство, стимулирование инвестиций и прочие важные экономические процессы.

Возьмем для примера НДС: в самом налоге ничего страшного нет, а вот практика налогообложения такова, что стимулирует только торговые операции.

В производстве НДС (в особенности при высоком переделе, высокой добавленной стоимости и кооперационных цепочках) добавляется к стоимости каждой из итераций передела, делая продукцию дорогой, снижая конкурентоспособность конечного изделия. Делать сложные, высокотехнологичные изделия просто невыгодно.

Другое дело, когда НДС применялся бы только к конечному изделию… Тут вроде бы можно и возразить: у нас есть УСН, где нет НДС.

Правильно, но УСН имеет лимит не только по количеству сотрудников предприятия и по обороту, но и по видам деятельности — вышел за рамки (а таковые неприменимы, например, к серийному производству автомобилей, стиральных машин и даже простейших калькуляторов) и сразу извольте — общая система налогообложения и, как результат, неконкурентная цена на сложную продукцию![^4]

Осознание необходимости перемен имеет место, но оно сегментировано — лишь время от времени официальные лица как бы полушепотом признают, что сложившаяся экономическая модель неэффективна.

Высокая административная нагрузка. Собственно, это сумма затрат на соблюдение предпринимателями обязательных требований: получение разрешений, согласований, лицензий; подключение к коммунальной инфраструктуре; составление отчетности (только в сфере перевозок достаточно вспомнить «Платон», тахографы, регламенты по номенклатуре перевозок продовольственных товаров, «Меркурий»).

Согласно опросу [4] более 3 тыс. предпринимателей — собственников малого и микробизнеса, проводившемуся в марте 2022 г., финансовый объем административной нагрузки для более 75% респондентов составил от 10 до 20% от выручки(!).

Последовавший за опросом Закон о снижении административной нагрузки на МСП, если судить по его содержанию, заметного улучшения, увы, не принес.

Слом мировой экономической парадигмы. Мир меняется на глазах. Либерально-капиталистическая модель экономики, сложившаяся после Второй мировой войны и постепенно деградировавшая в направлении финансово-спекулятивной ее составляющей, изжила себя.

Капитал перестал себя воспроизводить, накопив астрономический долг, диспропорции в экономике ведущих стран неизбежно приведут к схлопыванию «пузырей» деривативов и фондовых рынков.

Мировая экономика погружается в невиданный доселе экономический кризис.

Мировые финансовые элиты в попытках сохранить свою власть сначала предприняли «плавное торможение», включив ковидный режим самоизоляции целых стран, а в настоящий момент перешли к чрезвычайному (и исторически неоднократно апробированному) сценарию сохранения своего доминирующего положения, сея энтропию, развязав, по сути, мировую войну.

Сохранение американской гегемонии в надпространственных системах, прежде всего в глобальном информационном обществе, обеспечивающем устойчивость всех каналов цифровых коммуникаций, означает фактическое сохранение американской монополярности, хотя и в редуцированном формате, но также за счет ограбления Европы (как минимум) и собственного ВПК, с дальнейшим business as usual. При этом рисуются радужные (в буквальном смысле!) перспективы «нового инклюзивного капитализма» авторства Клауса Шваба: сексуальная революция, уничтожение семейных ценностей, размывание разницы между полами, эгоизм, безудержное стремление ко все большему потреблению, высмеивание религии и осквернение духовных идеалов.

Отдельная история — запуск CBDC (Central Bank Digital Currencies)

Отдельная история — запуск CBDC (Central Bank Digital Currencies) — цифровых валют (не путать с криптовалютами, основной смысл которых — конфиденциальность и анонимизация) ведущими центральными банками в мире (ФРС, Народный банк Китая и… сюрприз — ЦБ РФ), координируемый одним из столпов либерального финансового глобализма — Банком международных расчетов в Базеле.

Он призван обеспечить тотальный жесткий контроль над каждым человеком, планирование численности населения, его деление на категории генетически обогащенных и генетически не обогащенных, читай «унтерменшей» и «нидерменшей». Действительно, цифровые валюты (ЦВ — цифровые доллар, юань, рубль и т.д.), эмитентами которых будут центральные банки стран, позволяют отслеживать все транзакции с возможностью элементарной блокировки (за «плохое» поведение или, например, для безакцептного списания «неожиданно» вдруг появившихся налогов).

ЦВ призваны полностью заменить наличные и безналичные[^5] деньги в перспективе ближайших пяти лет. Такой контроль центральных банков делает «пятым колесом в телеге» коммерческие банки, которые, по признанию Г.О. Грефа[^6], прекратят существование в перспективе 5–7 лет. Аналогичная судьба ждет и криптовалюты.

При этом ЦВ перестанут быть универсальным платежным средством, средством накопления (ввиду уже заявленных намерений внедрить демередж) и превратятся в «программируемые деньги» с вмененными ограничениями по доступному набору товаров и услуг, по географии использования или по «социальному рейтингу» (к слову, уже успешно апробированному в КНР).

Другими словами, либеральные финансисты-ростовщики превращаются в рабовладельцев, обрекая нас на «идеальное» цифровое рабство. И все это делается, в том числе и в тиши кабинетов ЦБ РФ, спокойно и настойчиво и, что показательно, без стеснения — «тихой сапой» принимается закон о ЦВ, переводятся презентации, копируются и используются методички Банка международных расчетов.

Альтернатива?

А самое страшное, что полноценно сформулированной альтернативы этому не представляется. Либеральный глобализм, увы, слишком сильно укоренился в управляющей элите России и последние 10 лет нацелен на получение собственного места в переделе «пирога».

Как показывают последние события, он вовсе не антагоничен предложенной Западом модели инклюзивного капитализма по К. Швабу (социальные рейтинги как в Китае, но «местного разлива»), а всего лишь предполагает учитывать небольшие национально-традиционные нюансы, но с обязательной доминантой либерального корпоративизма.

Наиболее естественным выглядит движение к модели торгового капитализма, побежденного ростовщичеством только в конце XVIII в. Для возврата к нему вроде бы уже сейчас существует серьезная экономическая база — мировая и трансрегиональная торговля.

80,3% граждан РФ не состоят ни в одной общественной организации, а 93,7% считают, что они никак не влияют на принятие государственных решений.

Но так ли уж прогрессивны для России будут торговый капитализм, доминирование США и их сателлитов на море, а Китая — на суше? Более благоприятной для России представляется модель посткапитализма, основанная на новой индустриализации собственного макрорегиона (страны бывшего СССР плюс, возможно, страны Ближнего Востока и Восточной Европы) с суверенной финансовой системой, построенной на этичных принципах, единственно возможных для успешного конкурирования в новом мире.

Патриотический дискурс

Патриотический дискурс, связанный с СВО, судя по всему, лишь тактический инструмент, нацеленный на достижение стратегических целей реально правящих в России либеральных глобалистов — встроиться в общемировой дискурс инклюзивного капитализма.

Идет уверенная канализация патриотического дискурса в такую форму, как «единство власти и народа» (вот только реальная власть остается либерально-глобалистской). Власти, похоже, легче перейти на некий «план Б» (гораздо более скромный с точки зрения Z-патриотизма) в их понимании, декларировать в обозримой перспективе достижение целей СВО (внятность которых ограничивается «демилитаризацией и денацификацией» — понимайте, как хотите), пойти на заключение «ничьей», чем провести самоочищение. Возможность подобного исхода активно обсуждается — недавний визит папского нунция тому свидетельство.

В том числе и тактическим подходом объясняются мирные соглашения в Анкаре, «аммиачные» и «зерновые» сделки (и даже недавний отказ от «зерновой» сделки), признание примата решений международных организаций, включая ВТО (как еще один механизм инфляции[^7]), отсутствие жестких санкций (а в случае таковых — их удушение) в отношении постоянно пакостящих соседних «лимитрофов»; упорное следование риторике СВО с ее целями и задачами и неперевод экономики на рельсы мобилизации, в том числе институциональной, с включением механизмов «ручного» управления или «опричнины», подстегиванием инвестиционного механизма, индустриализации, прекращением оттока средств из страны.

Возрождение ценностей

СВО для власти и война для общества катализировали возрождение традиционных ценностей, подпитываемых исламом, православием и другими конфессиями как, по сути, единственным набором идеологических инструментов, способных противостоять насаждаемым либерально-капиталистическим ценностям и их проявившимся жутким метаморфозам.

Такое возрождение (как избавление от синдрома травмы) на глазах конвертируется в осознанный общественный запрос на справедливость (традиционные ценности в стратах общества тоже разные, а справедливость их объединяет) как антитезу либерально-капиталистической корпоратократии с ее отношением к людям как к наемным работникам корпорации, степень полезности которых определяется количеством приносимого дохода (материального или политического).

МСП и прекариат

Анализ всех предпосылок, представленных выше, наталкивает на вывод, что МСП и прекариат в целом подвергаются осознанному систематическому «огораживанию» со стороны либерально-экономических властей РФ.

Такой подход не кажется целесообразным, в особенности в текущей обстановке. Однако настоящее их целеполагание проясняется, когда они проговариваются.

По комментариям Э.С. Набиуллиной, пилотный проект по запуску цифрового рубля в 2023 г. планируется для пенсионеров и безработных, которым на цифровые кошельки будут начислять пенсии и пособия…

Если с пенсионерами понятно — большой и незащищенный сегмент прекариата, которому можно запросто вменить использование цифровой валюты, то где взять столько безработных, если их доля, согласно официальной статистике, низка? Вопрос, как говорится, риторический…

Экономическая доктрина кооперативной экономики

Еще Аристотель определял экономику как осознанную деятельность по созданию благ, необходимых для удовлетворения потребностей человека и общества. Антиподом экономики он видел хрематистику — учение об индивидуальном обогащении.

Одной из фундаментальных причин современной энтропии и кризиса мировой экономики является возобладавшая ростовщически-спекулятивная модель (хрематистика), подпитанная либеральными идеологемами. Сейчас мы воочию наблюдаем гипертрофированное и все более нарастающее несоответствие между объемом реального сектора экономики и объемом необеспеченных денег и их суррогатов, рынком валютных и фондовых спекуляций — всего, что базируется на примате ссудного процента.

Ссуда денег ради прибыли осуждалась и Аристотелем, и Платоном. Две тысячи лет назад Иисус сказал: «Не можете служить Богу и маммоне» [5]. Фома Аквинский учил, что ссудный процент подрывает стабильность денег как меры стоимости через придание денежному предложению стоимости, отличной от номинала и зависящей от временного фактора.

Начиная с христианского раскола, католики, а затем и отпочковавшиеся от них протестанты придумывали разные теории, которые обосновывали возможность и даже целесообразность использования ссудного процента. Реформация дала мощный толчок ростовщичеству, которое было впервые определено как завышенная процентная ставка, и уже «нормальные» ставки были легализованы в середине XVI в. в эпоху становления капитализма. Это и получило приличное название «банковское дело», или banking.

Bank (англ.) — прежде всего стол, прилавок, за которым в древние времена денежные менялы занимались спекуляциями и ростовщичеством. Сцена, когда Иисус вошел в Иерусалимский храм и опрокинул столы менял-ростовщиков (по-современному — банкиров), есть символ отношения истинного христианства к ростовщическим и спекулятивным операциям [5]. В православии, в истинном (ортодоксальном) христианстве, взимание ссудного процента всегда было злостным грехом.

Ислам, рассматривая ссудный процент (рибу) как грех и ставя его вне закона, демонстрирует аналогичные этические воззрения. В Коране запрет на ссудный процент закреплен в самых сильных выражениях, его взимание также приравнено к наиболее злостным грехам и осуждено как прямой вызов Всевышнему:

«Те, которые пожирают лихву, восстанут, как восстает тот, кого сатана поверг своим прикосновением. Это потому, что они говорили: „Воистину, торговля подобна лихоимству“. Но Всевышний дозволил торговлю и запретил лихоимство. … О те, которые уверовали! Бойтесь Аллаха и не берите оставшуюся часть лихвы, если только вы являетесь верующими. Но если вы не сделаете этого, то знайте, что Аллах и Его Посланник объявляют вам войну» [6].

Исходя из консервативного представления о природе и функции денег в экономике, никто не оспаривает общепринятого взгляда на деньги как средство обращения, меру стоимости и средство сбережения. Традиционная марксистская политэкономия определяет деньги как товар.

С другой стороны, деньги — это механизм (социальный институт или экономический феномен), созданный для обслуживания хозяйственных потребностей общества, служебный, технический инструмент, не имеющий полноценных товарных свойств.

Преобразование денег в капитал, то есть в фактор производства, претендующий на ренту, требует, чтобы обладатель денежного ресурса подверг его риску некомпенсируемой потери. Иначе говоря, получение ренты оправдано, если собственник денег принимает предпринимательский риск. Фиксированное же и гарантированное вознаграждение (банковская практика) — ссудный процент — основа экономики ростовщиков.

Исламская экономика в силу своих особенностей представляет собой одну из форм общего феномена моральной (или этичной) экономики. Вместе со всем «миром» моральной экономики исламская экономика видит своим интеллектуальным и нравственным противником мир неолиберальной, современной хозяйственной теории и практики.

Моральную экономику можно определить как экономику, в которой экономические факторы уравновешиваются этическими нормами во имя социальной справедливости — как взаимодействие культурных обычаев и хозяйственной деятельности, в котором сложившиеся обыкновения и общественное давление принуждают экономических субъектов подчиняться традиционным (в отношении что ислама, что православия) этичным нормам.

Те, кто стоял у истоков современной исламской экономической модели, по-видимому, желали создать институт, который был бы достаточно могуч, чтобы бросить вызов воплощению капиталистического хозяйственного уклада — традиционному банкингу. Отсюда, должно быть, и родилось решение использовать уже ставшую привычной оболочку коммерческого банка, притянув содержание к исламским нормам.

Это заложило в его основу внутреннее противоречие: банк — это кредитная организация, но исламский банк не ведет кредитную деятельность. Похоже, эта дихотомия и не позволила исламскому банкингу занять существенную долю в мировом финансовом секторе.

В 1963 г. Ахмедом ан-Наггаром при финансовой поддержке правительств Германии и Египта и на основе принципов Sparkasse был создан «Сберегательный банк Мит-Гамра». Но до настоящего времени исламский банкинг не смог занять существенную долю в мировом финансовом секторе, сопоставимую с размером экономики исламских стран в мире. Во многом, думается, причина этого кроется в упомянутом противоречии.

Глобальный рынок исламских финансов можно разделить на:

• исламский банкинг,
• исламское страхование «такафул»,
• исламские облигации «сукук»,
• другие исламские финансовые учреждения (OIFL),
• исламские фонды.

Согласно Forbes, на конец 2019 г. сумма всех финансовых активов мира оценивалась в 404,1 трлн долл., где доля исламского сектора крайне незначительна — 3,16 трлн долл. (около 0,8%).

Исламский банкинг (1,992 трлн долл., или 69% от мировых исламских финансов) составляет 6% в глобальных банковских активах [7]. Несмотря на показательный рост (в 2015 г. его доля оценена Forbes в 1%), таковой произошел только благодаря некоторым «компромиссам», связанным с исламскими ценностями в банках ОАЭ, Кувейта, Малайзии и Марокко.

Справедливости ради нужно отметить, что на фоне исламского банкинга попытки создания его православного собрата сегодня оказались вовсе ничтожными и порой даже постыдными. Именно поэтому далее используется терминология, принятая в исламском банкинге.

Очевидно, что авторы «исламского банкинга» в виде проекта федерального закона РФ «О проведении эксперимента по установлению специального регулирования в целях создания необходимых условий для осуществления деятельности по партнерскому финансированию в отдельных субъектах Российской Федерации», пытаясь использовать привычные правовые рамки коммерческого банкинга или кредитной кооперации (как аксиомы ссудного процента и по названию, и по сути!) для адаптации к моральной экономике, это внутреннее противоречие реплицируют. Именно поэтому их попытка изначально обречена.

Согласно ст. 7 Федерального закона от 10 июля 2002 г. № 86-ФЗ «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)», ЦБ сам устанавливает процентные ставки по своим операциям, а также и ключевую ставку по рефинансированию кредитных организаций РФ. Другими словами, Законом установлен примат ссудного процента как основы для функционирования кредитно-денежной системы РФ.

Проект федерального закона «О проведении эксперимента по установлению специального регулирования в целях создания необходимых условий для осуществления деятельности по партнерскому финансированию в отдельных субъектах Российской Федерации» (Чечня, Дагестан, Башкортостан, Татарстан), прошедший первое чтение в ГД, предполагает отказ от ссудного процента при предоставлении денежных займов юридическим и физическим лицам — участниками экспериментального режима при осуществлении деятельности по «партнерскому финансированию», а также привлечение денежных средств и (или) иного имущества юридических и физических лиц в виде участия в капитале участника экспериментального правового режима путем заключения договоров партнерского инвестирования.

В целом текст проекта закона, его позиционирование как эксперимента, обозначенные сроки, критерии и требования к участникам, «лоскутное одеяло» понятий и условий из различных направлений финансового сектора (от управления паевыми фондами до микрофинансовых организаций) не внушает оптимизма относительно его потенциальной успешности.

Представляется, что инициатива профильного комитета Госдумы может привести к дискредитации понятия «исламский банкинг» на территории РФ (как это случилось с православным банкингом — банк «Пересвет» и «православный» банкир С.В. Пугачев). К слову, авторы законопроекта (намеренно или нет) осторожно называют это «деятельностью по партнерскому финансированию»…

В любом учебнике можно прочитать, что банковское дело — в первую очередь кредитная деятельность, а любой кредит предполагает взимание процента (принцип платности как существенный признак кредита). Кредитом являются денежные средства, предоставляемые банком или иной кредитной организацией (кредитором) по кредитному договору заемщику в размере и на условиях, предусмотренных договором. А условия, согласно ГК РФ, все те же: возвратность, срочность, платность. Таким образом, любая кредитная банковская деятельность — ростовщичество.

Термин «кредит» (точнее, «кредитные бумаги») появился в России в середине XIX в. в связи с подготовкой и проведением реформы 1861 г. Если ссуды и займы могли предоставляться без начисления процентов (и это приветствовалось обществом, государством, религиозными конфессиями Российской империи), то кредит по определению был процентным, что вызывало отторжение.

Не случайно Ф.М. Достоевский в романе «Преступление и наказание» (1865–1866 гг.) в качестве противопоставления смертному греху Раскольникова вывел старуху-процентщицу — персонаж откровенно мерзкий…

Итак, любой банк, по определению, занимается кредитованием. Если организация занимается не кредитованием, а моральной (или этичной) экономикой — это уже не банк в его расхожем понимании, а что-то совсем иное…

Если говорить об идеале моральной экономики, которая соответствует принципам ислама и православия, то это экономика без процентов, без кредита и без банков. В такой экономике понятие «банкинг» вообще должно исчезнуть.

Кроме того, из написанного выше становится понятно, что с введением цифрового рубля (и далее по списку) коммерческие банки со своим «банкингом» и иже с ними, называйся они хоть «исламскими», хоть «православными», обречены дружно уйти в небытие.

Некоммерческая потребительская кооперация как формат для моральной (этичной) экономики

Напомним определение кооператива — это автономная ассоциация людей, добровольно объединившихся для удовлетворения своих общих экономических и социальных потребностей в совместной деятельности на основе самоуправления, взаимопомощи, взаимовыручки и демократического (по-настоящему!) управления.

В истории России конца XIX — начала XX в. успешным средством противодействия агрессивной капиталистической среде были такие хозяйственные формы, как потребительская и производственная кооперация, объединяющие предпринимателей на основе справедливости, этики и морали. К 1917 г. в отечественной потребительской кооперации было не менее 3 млн членов. Абсолютное большинство кооператоров были крестьянскими. Кредитных кооперативов (касс взаимопомощи) на селе было 16,5 тыс., сельскохозяйственных товариществ — 2,1 тыс., сельскохозяйственных обществ — 6,1 тыс., маслодельных артелей — 3 тыс.

А как тут не вспомнить замечательный кооперативный опыт СССР?! В модели опережающего развития Советской страны 1929–1955 гг. в орбите единой экономической системы сформировался экономический слой предпринимательской инициативы в форме артелей (производственная кооперация), кустарей, личных приусадебных хозяйств, который по факту внес основной вклад в товарное разнообразие, производил значительную часть товаров и услуг массового спроса (широкого потребления), а также большую часть основных продуктов питания. Налоговая нагрузка при этом была минимальной (не идущей ни в какое сравнение с сегодняшней нагрузкой для МСП!), регистрация артелей занимала один день без всякой, заметим, цифровизации. Промысловая (производственная) кооперация всецело поддерживалась И.В. Сталиным и продолжала существовать в СССР до конца 1950-х годов. Она в существенной мере компенсировала постоянный дефицит товаров народного потребления, производимых плановой промышленностью.

К концу 1950-х годов в системе артелей насчитывалось свыше 114 тыс. мастерских и других промышленных предприятий, где работали 1,8 млн человек. Они производили 5,9% валовой продукции промышленности (например, до 40% всей мебели, до 70% всей металлической посуды, более трети верхнего трикотажа, почти все детские игрушки). Первые советские стиральные машины, телевизоры и холодильники были кооперативными продуктами. Артели давали 9% стоимости всей промышленной продукции и 80% товарного разнообразия (33 444 наименования товаров — почти в 4 раза больше, чем плановая промышленность СССР). В систему промысловой кооперации входило 100 конструкторских бюро, 22 экспериментальные лаборатории и 2 научно-исследовательских института[^8].

Колхозы и личные подсобные хозяйства (ЛПХ) к середине 1950-х годов обеспечивали основную долю продукции по ключевым продовольственным позициям в общей структуре сельскохозяйственного производства страны (около 90%). Также широко были распространены кассы взаимопомощи, как при артелях, так и в колхозных хозяйствах.

Традиции докапиталистического периода России и советского периода 1929–1953 гг. (качество, ответственность, снижение расходов, сбережения без риска, справедливость распределения, солидарность и т.д.) непостижимым образом отразились в современном законодательстве — законы о производственных кооперативах (Федеральный закон от 8 мая 1996 г. № 41-ФЗ) и о потребительской кооперации (Закон РФ от 19 июня 1992 г. № 3085-1). Это симбиоз общинного духа народов России и принципов кооперативного движения Международного кооперативного альянса (МКА) [^8]. Кроме того, согласно закону, целью деятельности потребительского кооператива является НЕ извлечение прибыли, а удовлетворение материальных и иных (в том числе и духовных!) потребностей пайщиков.

Не этот ли общественный запрос «общества травмы» и является предпосылкой возникновения в РФ многочисленного класса — прекариата?!

Экономическая доктрина моральной (исламской ли, православной ли) экономики

Экономическая доктрина моральной (исламской ли, православной ли) экономики полностью совпадает с принципами потребительской кооперации, особенно в ее некоммерческой ипостаси (в отличие от производственной кооперации, где некоммерческая деятельность не предусмотрена), где присутствует справедливое общественное распределение доходов (закят), где вознаграждение не гарантировано и сообразно вкладу и полученному результату, где царствует примат общественного интереса, где осуждаются односторонние преимущества (гарар), где деятельность без создания общественного блага — абсурд (мейсир), где неприменимо ростовщичество (риба). И потребкооперация, и моральная экономика — это инвестиционно-предпринимательские модели!

Потребительская кооперация в ее некоммерческом воплощении, в отличие от других видов кооперации[^9], регулируется только Законом о потребительской кооперации и Гражданским кодексом РФ. Других ограничений деятельности, кроме напрямую запрещенных или ограниченных государством (то, что, кстати, и ислам с православием запрещают), нет. Более того, предусмотрена возможность создания внутренних социальных институтов. При этом потребительская кооперация в РФ является субъектом малого и среднего предпринимательства. Вкупе с производственной кооперацией потребительская кооперация в некоммерческом формате составляет полноценный правовой формат и ядро для формирования морально-этичной экономики вообще, включая как производственную, так и финансовую составляющую. Другими словами, это поле как для легализации, так и для реализации социально-экономического потенциала российского прекариата как класса в целом!

Почему именно некоммерческая потребительская кооперация?

В чем, собственно, отличие деятельности потребительского кооператива в коммерческом формате от деятельности в формате некоммерческом? Тут все просто: потребительский кооператив, осуществляющий деятельность с неограниченным кругом лиц, является обычным субъектом коммерческой деятельности, на которого распространяется все налоговое и административное бремя (см. выше).

Потребительский кооператив, осуществляющий деятельность только со своими участниками — совладельцами (пайщиками), то есть с ограниченным кругом лиц, является больше общественной организацией, на которую ни налоговое, ни административное бремя по закону РФ не распространяется. При этом численность пайщиков в потребительском кооперативе ничем не ограничена.

Важно отметить, что некоммерческий потребительский кооператив является «внутренним офшором», который делает бессмысленной одну из основ «теневой» экономики — вывод активов в офшорные юрисдикции. Согласно закону, на имущество, внесенное в потребительский кооператив в качестве паевого взноса, не могут обращаться взыскания по личным долгам и обязательствам пайщиков.

Некоммерческая потребительская кооперация как формат для моральной (этичной) экономики

Некоммерческий потребительский кооператив, в структуре которого предусмотрено взаимодействие с участниками через формат взносов (безусловно возвратные паевые и членские взносы, имеющие широкий имущественный характер), прекрасно приспособлен для концентрации средств и организации целевого финансирования реальных проектов в любой сфере (сельское хозяйство, ритейл, строительство, ЖКХ, связь, здравоохранение, технологии, промышленность, общепит и пр.).

Другими словами, это естественная форма привлечения ресурсов участников общества (трудовых, интеллектуальных, имущественных, денежных — мудариба и мушарака), организации сбыта товаров с отсрочкой и с наценкой (с раскрытием структуры конечной цены — мурабаха), предоставления в пользование (в аренду) имущества (иджара), организации касс взаимопомощи для решения срочных житейских вопросов нуждающихся (кард уль хасан) и др.

Более того, форма некоммерческой потребительской кооперации в РФ предоставляет возможности, невиданные для финансов морально-этичной экономики, уложенной в «прокрустово ложе» банкинга. Еще во второй половине XIX в. российские предприниматели, объединенные в потребительские и производственные общества (артели), для защиты от удушающего давления ростовщиков-банкиров использовали региональные и местные деньги — достаточно вспомнить историю обращения на территории ряда уездов Брянской и Смоленской губерний во второй половине XIX в. «мальцевских денег»[^9].

Современный методологический и правовой статус потребительских кооперативов, по сути являющийся клиринговым механизмом, позволяет создавать внутренние кооперативные деньги для обеспечения работы внутри кооперативного контура и может послужить в том числе основой для создаваемой клиринговой системы ЕврАзЭС[^10] и макрорегиона с центром в России. Кроме того, внутренние кооперативные деньги (как деньги кооперативного контура) могут стать дополнительной (или вспомогательной) валютой для российской экономики, балансируя, таким образом, национальную валюту и нивелируя риски «программируемого» цифрового рубля.

Некоммерческая потребительская кооперация — это и есть форма для организации полноценного финансового института морально-этичной (и исламской, и православной) экономики в РФ, а вовсе не «БАНК». И, пожалуй, единственно возможная в РФ в современных обстоятельствах.

Разумеется, кооперативная экономика не в состоянии охватить всю экономику государства, особенно такого, как Россия, и может быть одним (или вторым) ее контуром, объединяющим МСП и потребительский сектор в целом.

---

Цифровизация как залог масштабирования моральной экономики

В основе некоммерческой потребительской кооперации (НПК) как формата моральной экономики лежит общественный (общинный) принцип управления, характеризующийся равенством всех участников (один пайщик — один голос), выборностью управленческого звена, его подотчетностью собранию всех участников, коллегиальностью принятия решений.

Согласно культурным, этическим и конфессиональным императивам, превалирующим в российском обществе, в особенности в его прекарной части, такое общественное управление воплощает само понятие справедливости. Однако соблюдение всех условий общественного управления, или, другими словами, поддержание справедливости управления НПК и доверия к такому управлению, требует четко и понятно регламентированных процедур, их безусловного учета и исполнения коллегиальных решений.

Именно отсюда, а не только из императивов, которые диктуют и Закон о потребкооперации, и Гражданский кодекс РФ, возникает сложный, обильный и бюрократизированный с точки зрения правил, регламентов и форматов документооборот (включая отчетность) для НПК.

Единственным способом создания моральной экономики в масштабе российского прекариата (как целевой страты) является цифровизация документооборота и учета. «Цифра» — это ее объединяющий цемент, залог взрывного роста моральной экономики и ее финансовой системы, основа жизнеспособности и противостояния либеральному сатанизму.

Законы шариата как свод религиозных, юридических, бытовых правил, основанных на Коране и сунне пророка Мухаммеда, так же как и православие, основанное на постулатах истинной христианской апостольской веры, запечатленной в Священном Писании и Священном Предании — это системы религиозного регулирования, основанные на консервативных этике и ценностях. Они в основном одинаково регулируют большую часть аспектов социально-экономической жизни, основные из которых:

• отсутствие ссудного процента, платы или стоимости денег;
• законной прибылью может быть только прибыль от предпринимательской или инвестиционной деятельности с принятием обоснованного риска и наличием запретов на финансирование деструктивной (греховной) деятельности;
• фокус внимания — на доходах, формируемых в результате физического и (или) интеллектуального труда людей;
• общественное важнее индивидуального.

Как и описано ранее, в сложившейся либеральной экономической системе исполнение этих простых и справедливых норм представлялось противоречивым и довольно затруднительным. Кроме того, организация контроля в моральной экономике требует соответствующих административных и организационных расходов, экспертизы (не только экономической, но и ценностной) и этичного поведения участников экономического процесса. Вкупе с «бюрократией» НПК как формата, который закрепляет этичную составляющую жестким регламентом, цифровые технологии, образующие цифровую инфраструктуру НПК, не просто создадут необходимые условия для масштабного развития, но и станут технологическим гарантом соблюдения принципов моральной экономики.

Конструктивные свойства технологии распределенного реестра позволяют, используя математический аппарат, вести учет событий, обеспечивать коллегиальное принятие решений и гарантировать строгое исполнение согласованных участниками сценариев, заложенных в инструментах моральной экономики и ее финансов, «по-кооперативному» называемых целевыми потребительскими программами, а на языке технологии — смарт-контрактами. Цифровой код смарт-контрактов многократно дублируется и децентрализован, то есть копии кода смарт-контрактов хранятся и исполняются на каждой ноде (сервере) всей сети распределенного реестра, так что повлиять на него (нарушить принципы кооперативной экономики) — дискредитировать или изменить код — физически невозможно. А это означает устойчивость и жизнеспособность кооперативной экономики, ее способность противостоять попыткам деструктивного воздействия (в том числе рейдерским и DDoS-атакам). При этом она остается «прозрачной», честной и справедливой по отношению к участникам экономики будущего в России.

Читатель спросит: так что же делать? Ведь справедливость, несмотря на общественный запрос, и кооперативная экономика как ее социально-экономическое воплощение, очевидно, не будут приветствоваться правящей в России либерально-глобалистской элитой, а подавляющая часть ресурсов — у нее. В целом это так и есть. Тем не менее на данном этапе власти неизбежно потребуются прикладные практики кооперативной экономики для решения многих задач и проблем, которые возникли как в связи с жестким санкционным режимом и необходимостью управления обществом, так и в связи с набирающим силу мировым кризисом.

Тут стоит обратиться к истории. Когда разразился экономический кризис 30-х годов прошлого века, в Швейцарии был создан институт клиринга — кооператив Wirschaftsring. Работая вначале как бартерный клиринг, Wirschaftsring впоследствии создал замкнутую систему расчетов по товарообмену со своей расчетной единицей (WIR) и кредитования в ней же. Таким образом ему удалось привлечь в свой «круг» многие тысячи предпринимателей и кооперативов в Швейцарии. Их деятельность стала (и оставалась вплоть до 2015 г.) настолько успешной, что, по сути, сформировала дополнительный контур в швейцарской экономике, а их внутренняя расчетная единица была настолько популярной и ценной, что финансовые власти Швейцарии забеспокоились и, как это свойственно любым либеральным финансистам, захотели прекратить такое «безобразие». Но к этому моменту экономическая мощь и социальная поддержка Wirschaftsring оказались настолько высокими, что им пришлось договариваться и сосуществовать.

Так же дело обстоит и с кооперативной экономикой в России — никаких препятствий, в том числе правовых, для ее формирования не существует. Создавать ее нужно «снизу» и делать это как можно незаметнее (благо, о существовании законного формата для ее становления во власти мало кто знает, а те, кто и знает, игнорируют это ввиду представления о незначительности таковой на уровне «погрешности»). Надо взращивать кооперативную экономику от «маленького партизанского отряда до партизанской армии». Успеть бы только… Родина в опасности!

Примечания

1. Петр Штомпка использовал понятие «социальная и культурная травма» для анализа социально-культурного развития. Он рассматривает травму как «социальную трансформацию», в основе которой лежат «длительные, непредвиденные, отчасти неопределяемые, имеющие непредсказуемый финал процессы, приводимые в движение коллективным агентством (agency) и возникающие в поле структурных опций (ограниченных возможностей действия), унаследованных в результате ранних фаз указанных процессов» (Штомпка П. Социология: анализ современного общества. М.: Логос, 2010).
2. Согласно исследованию РОМИР, реальная инфляция в России превысила официальную в 5 раз. На конец июня 2023 г. инфляция товаров повседневного спроса составила 17% (год к году), притом что официальный индекс потребительских цен вырос лишь на 3,25%. Накопленным итогом с начала СВО реальная инфляция для потребителей достигла 47%, а с января 2019 г. — 92%.
3. Согласно Закону о ЦБ № 86-ФЗ, таковой не отвечает за экономическое развитие и, по сути, отделен от государства.
4. «На 90% импортозамещенный» лайнер МС-21 дороже своих аналогов от Airbus и Boeing.
5. В России двухконтурная банковская система, где, проще говоря, ЦБ создает наличные деньги, а коммерческие банки — безналичные.
6. После очередного совещания в его бытность членом набсовета JP Morgan Chase в 2021 г.
7. Ценообразование на продукцию крупнейших российских производителей базируется на биржевых котировках западных стран.
8. По учебным материалам СПО «Русь» (К.П. Дьяченко, В.А. Рябов).
9. Кредитная кооперация (ФЗ-190) — регулятор Банк России; сельскохозяйственная кооперация (ФЗ-193) — регулятор Минсельхоз; жилищно-строительная кооперация (ФЗ-349) регулируется Жилищным кодексом РФ, Минстроем.
10. Ввиду того, что большинство стран ЕврАзЭС являются членами Международного кооперативного альянса, законодательство в основном унифицировано.

Источники

1. Тощенко Ж.Т. Прекариат. От протокласса к новому классу: Монография / Институт социологии ФНИСЦ РАН, РГГУ. М.: Наука, 2018. 346 с.
2. Тезаурус социологии: темат. слов.-справ. / Под ред. Ж.Т. Тощенко. М.: ЮНИТИ, 2009. 487 с. (Серия «Cogito ergo sum».)
3. Ушли в минус: сколько российский бизнес потерял в кризис. По данным уполномоченного по защите прав предпринимателей Бориса Титова [Электронный ресурс]. СБЕР Бизнес. URL: https://www.sberbank.ru/ru/s_m_business/pro_business/poteri-rossijskogo-biznesa-ot-koronavirusa/
4. Доклад Президенту РФ — 2021 уполномоченного при Президенте РФ по защите прав предпринимателей Бориса Титова [Электронный ресурс]. URL: http://doklad.ombudsmanbiz.ru/doklad_2021.html
5. Катасонов В.Ю. О православных банковских утопиях [Электронный ресурс]. Омилия. 2015. 4 января. URL: https://omiliya.org/article/o-pravoslavnykh-bankovskikh-utopiyakh-valentin-katasonov?ysclid=llc2vf7phn421883288
6. Журавлев А.Ю. Исламский банкинг / Институт востоковедения РАН. М.: Садра, 2017. (Экономика и право).
7. Анализ размера и доли исламского финансового рынка: Тенденции роста, воздействие COVID-19 и прогнозы (2023–2028) [Электронный ресурс]. Mordor Intelligence. URL: https://www.mordorintelligence.com/ru/industry-reports/global-islamic-finance-market
8. Международный кооперативный альянс [Сайт]. URL: https://www.ica.coop/en/cooperatives/cooperative-identity
9. Катасонов В.Ю. Экономическая теория славянофилов и современная Россия. «Бумажный рубль» С. Шарапова / Сост. В.Б. Трофимова; Отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2014. 656 с.

Научная статья
УДК 334.7
DOI: 10.33917/es-6.192.2023.120-133

Для цитирования: Смуров И.И., Давлетбаев Р.Х. Кооперативная (моральная) экономика // Экономические стратегии. 2023. № 6(192). С. 120–133. DOI: https://doi.org/10.33917/es-6.192.2023.120-133

Рассматриваются причины, предпосылки и пути решения такой проблемы, как создание в России сектора кооперативной (моральной/этичной) экономики, основанной на принципах справедливости, равных возможностях и консервативных этических нормах.

Ключевые слова
Кооперация, экономика, этичная экономика, моральная экономика, потребительская кооперация, цифровая валюта, банк, исламские финансы, православные финансы, кооперативная экономика